Он вернулся за свою Стойку и теперь казался Иветте уже не таким страшным и диким.
— Кто ты такой и что хочешь от нас? — храбро спросил Адамис, сделав шаг навстречу.
— Я — сын гор, можно просто Горец, а это — моя Стойка. — И он широким жестом обвёл рукой странное сооружение, за которым стоял. — Я торгую вином. Кровь лозы — вино, оно для жизни нам дано!
— А что такое горы? — полюбопытствовал Адамис. — Я никогда не видел в нашем мире никаких гор.
— Вах-вах, джигит, не знаешь, что такое горы! Я вам щас песню спою. — И он запел-затянул неожиданно звонким и сильным голосом:
Слева горы, вай, вай,
Справа горы, вай, вай,
До чего ж красивый край.
А вина́ там, вай, вай
Только подливай, вай,
И красивую песню запевай.
— Только в горы мне вернуться уж не суждено! Только в вине горы увидать мне суждено! — вдруг грустно добавил он.
— Почему? — удивился Адамис.
— Таков закон. Кто с гор однажды добровольно сошёл, тот в низине дом навечно обрёл, — ответил тот.
— Зачем же ты ушёл оттуда? — Адамис никак не мог понять этого странного человека.
— Мир повидать, себя показать! Какой любопытный! — Горец погрозил Адамису своим волосатым пальцем. — Много будешь знать, скоро состаришься!.. Попробуй вина, красавица, — обратился он вдруг к Иветте, достав из-за Стойки тёмную бутыль с красной жидкостью. — Вкусный вино, первый сорт! Что желаешь — увидишь, что желаешь — узнаешь, намного умнее станешь!
Иветта слегка растерялась от такого натиска и какое-то время не знала, что сказать.
— Что же я смогу узнать, если выпью твоего вина? — наконец спросила она.
— Добро, и зло, и тьму, и свет, и всё, что скрыто от людей, — продекламировал Горец. — Я принёс в дар человечеству истинное знание. Мои вина даже могут показать вам будущее!
— Зачем нам его видеть? — поинтересовался Адамис.
— Вай-вай, джигит, зачем себя и меня обманывать? — Сын гор пронзительно взглянул на него из-под лохматых чёрных бровей. — Разве ты не хотел знать свою цель? Когда узнаешь ты, что предначертано тебе судьбой, то вмиг поймёшь предназначенье в мире сём.
Адамис даже вздрогнул от такой проницательности Горца и невольно опустил глаза. Тот попал в его больное место. Он уже давно мучился вопросом, кто он такой и для чего живёт в этом мире. Однако в том, чтобы получить знание так, как предлагал торговец винами, было, как ему казалось, что-то неправильное, что-то противоестественное. Полученное таким путём, знание уже не будет даром мира. Выйдет, что он взял его обманом или силой. Не обесценится ли тогда и само знание?
