Простая вроде штука, но очень она понравилась майору. Такие башни строили сторожевые казаки, охранявшие границы государства от набегов кочевников. С виду неприглядная, а на самом деле — грозная.
Вход в башню, к счастью, был открыт, и по настоянию Игоря они поднялись по крутой внутренней лесенке наверх. Там была единственная круглая комната, которая освещалась несколькими прорубленными в разные стороны окошками. Из них и можно было вести наблюдение. Здесь же, прислоненные к стене, стояли луки и стрелы — предназначение этого оружия было понятно.
Вот эту сторожевую башню в Коломенском, будь она неладна, и припомнил майор, когда обустраивал свой милицейский отряд на новом месте, в небольшой уединенной долине, со всех сторон стесненной дикими чеченскими горами. И велел соорудить своим ребятам башенки по периметру лагеря, пусть примитивные, лишь бы повыше, чтобы удобнее было наблюдать за прилегающей территорией.
Благо, леса вокруг было предостаточно.
Эти башенки заметил какой-то джигит, проезжавший в горах тропой диких коз. А остальное, как говорится, было делом техники…
Игорь Феофанович долго не мог уснуть. Тяжело ворочался с боку на бок, так что скрипели пружины. Сон обходил его седьмой верстой, в голову лезли мысли — одна тревожнее другой.
Что там ни говори, а он один отвечает за жизнь ребят, которые отдыхают сейчас в спортивном зале. Они вверены ему, он старший.
Геращенко поднялся, вышел из кабинета, в котором и спал. В школьном коридоре воздух показался застарелым, каким-то застоявшимся. Пахло карболкой — то ли реактив разбили в кабинете химии, то ли здание дезинфицировали перед тем, как распустить учеников на каникулы. Миновав ряд закрытых классов — двери их, аккуратно выкрашенные масляной краской, были абсолютно одинаковы, — майор направился в физкультурный зал.
Запах карболки и одинаковые двери напомнили ему военный госпиталь, в который Геращенко угодил когда-то с гнойным аппендицитом.
У двери, ведущей в спортзал, дежурил Иван Овсиенко. Он открыл было рот, чтобы приветствовать начальника и доложить, что никаких происшествий не было, но Геращенко сделал дневальному знак молчать и осторожно, на цыпочках, вошел в зал, хотя ребята спали крепко.
Майор пошел по рядам, разглядывая знакомые, ставшие родными лица бойцов.
Богатырский храп, казалось, сотрясал школьные стены. Почему-то именно это успокоило взбудораженные нервы майора. Храп был такой домашний, такой уверенный в себе.
