Отец девочки долго рылся в кровавом месиве, но из останков своего ребенка ничего не смог обнаружить — так все было перемешано. Обнаружил только окровавленный кусок платьица. Что же касается самого отца, то сам он, в числе еще четырех человек, каким-то чудом не пострадал: у него не было ни единой царапины, и это его больше всего угнетало.
Он упал на землю, бил себя кулаками в голову и повторял:
“Зачем я ее отпустил? Зачем руку выпустил? Я сам, сам, своими руками убил ее!”
Его успокаивали, отливали холодной водой, он несколько раз терял сознание — даже странно для такого крепкого, закаленного в сражениях и невзгодах мужчины…»
«Я встретил его, — продолжал мулла, — когда он уже вернулся домой, в селение Асланбек-Шерипово. Мне, конечно, загодя рассказали о трагедии, которая произошла под Грозным.
Я ожидал увидеть убитого горем отца, но мой старинный знакомец выглядел спокойным и даже довольным. Мы заговорили о нейтральных вещах, я не стал пускаться в рискованные расспросы, а он вдруг сказал:
“Знаешь, я рад, что брал Хадижат с собой”.
“Рад?”
“Ну да, она увидела много нового и интересного. Дорога ей понравилась… Кое-чему она научилась, даже плясать”.
“Не может быть!” — я просто не знал, что ему говорить и как держаться…
“Да что же тут такого? Она подвижная и способная девочка… Так что напрасно ты советовал мне не брать ее с собой”.
“Ну извини”.
“Она даже подросла за эти несколько дней. Хочешь посмотреть на нее?” — спросил он.
“Хочу”. — Я не знал, что и подумать.
“Хадижат! Эй, Хадижат!.. — крикнул он в приоткрытую дверь своего дома. Он звал так ласково, так призывно, что мне на какое-то мгновение показалось, что на пороге вот-вот появится смеющаяся загорелая девчонка.
Но чуда не произошло.
На пороге никто не появился.
“Может, куда-то забежала”, — произнес я, поддерживая эту странную игру, или как там ее назвать.
“Наверное”.
“Ты отпустил ее?”
“Я запретил ей без спроса убегать со двора, — озабоченно сказал отец. — Но Хадижат — такой непослушный ребенок, просто беда. Что ей ни скажешь, все норовит сделать наоборот”.
“Трудно ей без матери”.
“Конечно, трудно. Да и мне не легче”, — вздохнул он. Я посмотрел: на его лице не дрогнул ни единый мускул.
“Без женщины — не дом”.
“Послушай, может ты взял бы ее на несколько дней?”
“Конечно”.
“Когда?”
“Да хоть сейчас. В моей семье она отогреется душой”, — сказал я.
“Договорились”.
“Но где Хадижат?”
“Понимаешь, она повадилась бегать на ту гору — он показал мне на склон, который сегодня утром обстреляла ваша артиллерия. — Грибов много собирает, целые корзинки приносит. Их там полные поляны… Прямо, говорит, все желтое, папа, от грибов”.
