Я не жалею о том, что произошло, но позже я видеть не могла этого типа. Даже прическа у него была какая-то идиотская: желтый торчащий ежик, как у солиста деревенского ансамбля песни и пляски.
Я перестала с ним разговаривать. Однажды он позвонил мне, уже после лагеря, и стал что-то нести про модели автомобилей. Я безучастно поддакивала, подстригая ногти. Больше он не звонил. Спустя много лет я узнала, что он стал полицейским.
Я снова просыпаюсь в комнате полной света. Посреди комнаты стоит рояль. Рядом со мной никого нет.
На подушке лежит записка:
«Guten Morgen. Ушел на экзамен по антропологии. Созвонимся, Й.
P.S. На зеркале в ванной для тебя записка».
Я встаю и иду в ванную. На зеркале кривыми красными буквами выведено: «Я тебя хочу!»
На краю раковины валяется тупой косметический карандаш.
По дороге на работу захожу в поликлинику, чтобы выписать себе противозачаточных таблеток. С пеной пора кончать. У меня серьезные отношения.
До вечера я валяюсь в кровати и пытаюсь сосредоточиться на рассказах Говарда Филлипса, но не могу. То и дело бегаю к зеркалу посмотреть на себя. От оттенка «черный тюльпан» на моих волосах остались лишь жалкие разводы. Но повода для паники нет.
В переходном возрасте я была похожа на неуклюжего теленка, постоянно жующего жвачку, у которого бока округляются значительно быстрее, чем грудь. К счастью, этот период быстро прошел.
Я обвожу губы контуром и медленно опускаюсь на кровать. Почему Йоуни не звонит? Это на него не похоже. Он должен был позвонить. В записке же написано: «Созвонимся». Хотя так обычно пишут женщине, когда ее бросают.
На всякий случай я все же вытаскиваю запасной матрас из кладовки и тащу его на второй этаж.
— Ты решила открыть здесь притон? — спрашивает Ирена, выглядывая из дверей кухни. В одной руке она держит «Унесенных ветром», в другой — стакан с джин-тоником.
— Помолчала бы, алкоголичка, — отвечаю я.
В десять вечера звонит Йоуни.
— Сейчас приеду, — говорит он.
Через пять минут такси уже во дворе. Шаги в подъезде — и вот он стоит передо мной с красной гвоздикой в руке.
— Не найдется ли у вас чего-нибудь вкусненького? — спрашивает он.
Я веду его на кухню и кормлю бутербродами с молоком. Он хочет непременно спать в моей фланелевой ночной рубашке, которая после стирки стала похожа на длинный узкий балахон с линялыми цветами и мухоморами.
— Красота требует жертв, — говорит он и падает, словно мумия, на матрас.
Мы не занимаемся любовью. Йоуни чешет меня за ухом, как маленького котенка. У меня кружится голова от одного только его прикосновения. Мы перешептываемся до самого утра, как лучшие школьные подружки. А потом Йоуни начинает мне что-то рассказывать, перебирая мои волосы. Он говорит тихо-тихо, порой совсем замолкает, но потом снова продолжает:
