Любопытство подогревала одна деталь: дверь была не заперта.
Странность окружающих предметов не отпугивала, а скорее наоборот, приглашала рассмотреть их, изучить, докопаться до сути. Повинуясь инстинкту, мы с Никой прошли дальше.
Там, где раньше был просторный холл, остался узкий проход между двух возвышенностей, накрытых тяжелой грязно-молочной асбестовой тканью. Две площадки, разделенные коридорчиком, были не выше колена, но пройти между ними вдвоём невозможно.
Я взяла Нику за руку и потащила за собой. Несмотря на странность в изменившейся обстановке, она не сопротивлялась. Быть может, её грели воспоминания годовой давности, когда мы приходили сюда одни, пропуская занятия университета, забывали учебу, забывали друзей, выговоры родителей. Когда пачкались о пыльные стены и целовали друг друга, сидя на подоконнике. Тогда казалось чем-то высоким, чем-то особенным то, что две девушки находят романтику в обветшалых стенах, где когда-то бегали и смеялись дети, где проходило чьё-то детство. Где мы и сами вспоминали своё детство в перерывах между изобретательными ласками, сплетали руки в замок. Вспоминали, как медленно взрослели в одном дворе, в одной группе детского сада, в одном классе средней школы.
Негласным правилом было одно: не говорить о бывших парнях и о том, почему мы учимся не в одном университете. Наши планы сошлись в выпускном классе на том, что мы обе идем в медицинское училище. Ника, ничего не сказав мне, после выпускного вечера подала документы на физико-математический факультет. Но и я, не сказав ей ни слова, решила пойти учиться на психолога. Она поступила. Я — лишь со второго раза.
Она — некрашеная темная брюнетка, я — бледное рыжее существо с худыми руками и ногами.
В комнате было достаточно светло. Занавески нежного древесного цвета пропускали лучи солнца, создавая иллюзию угасания дня. Мебель отсутствовала. Здесь не было ничего, кроме мягких волн золотисто-коричневой ткани на полу и разбросанных по углам пухлых подушек. Комната преобразилась, не такой мы видели её год назад. Теперь она казалась теплой, а не заброшенной и забытой. Не хватало, пожалуй, лишь мерцания свечей. Но кто зажигает свечи днем?.. Нет, они созданы для ночи, для ласковой, осенней ночи, когда своё тепло хочется отдаться без остатка лишь одному…
И они словно были частью обстановки. Эти двое, сидящие прямо на полу, удивительно вписывались во всё увиденное нами в развалинах старого садика.
