Выйдя из машины, Рафаэль, прежде чем двинуться к подъезду, наклонился к приоткрытому ветровому стеклу дверцы водителя, проговорив:
— Ты вот что, Коля! Завтра заезжай за мной немного позже. Скажем, часам к десяти. Понял меня?
— Договорились, — ответил водитель, трогаясь с места.
Достав из почтового ящика вечернюю газету и какие-то рекламные проспекты, Рафаэль, который все еще не думал о плохом, зашел в кабину лифта и нажал на кнопку девятого этажа. Сердце у него тревожно забилось только в тот момент, когда он увидел, что железная дверь его квартиры почему-то распахнута настежь.
Быстро вбежав в прихожую, он услышал женские рыдания и стоны, раздававшиеся с кухни.
— Что?.. Что такое?! — вскричал он, появляясь на пороге кухни.
Его русская теща Надежда Афанасьевна — полная седовласая женщина лет шестидесяти — сидела за столом и из ее глаз ручьями лились горькие слезы.
— Что случилась, мама?.. — тревожно спросил Рафаэль.
— У! У-у… Угу! — попыталась что-то изобразить руками в воздухе заплаканная теща.
— Ничего не понимаю! — в сердцах треснул кулаком по столу хозяин квартиры. — Где Машка? Где, в конце концов, Кариночка?
Теща тяжело поднялась со стула и пошла в ванную комнату, всем своим видом приглашая Рафаэля за собой.
— Что еще?.. — спросил он и тут же замолк, увидев на полу ванной комнаты небольшую горку из личных вещей, в которых сразу признал цветастое платье и нижнее белье своей двенадцатилетней дочери Карины. — Ничего не пойму… Что это еще за дела?
— У-у! Угу! — настойчиво тыкала пальцем в груду тряпок теща.
Рафаэль нагнулся и двумя пальцами осторожно поднял белые девичьи трусики, сразу заметив на них бурые пятна высохшей крови. И тут же, словно удар по голове, пришло понимание происшедшего.
— Значит, «скорая» приезжала все-таки в нашу квартиру… — пробормотал он, зачем-то комкая девичьи трусики в руках и запихивая их в карман кожаного пальто, которое он позабыл снять.
Надежда Афанасьевна подергала зятя за рукав, снова приглашая за собой. Рафаэль пошел за ней, мотая головой, как бык на привязи. Теща провела его в комнату Карины и показала на исписанный лист бумаги, лежавший на кровати дочери рядом с ее любимой большой куклой в подвенечном наряде.
Рафаэль жадно схватил листок бумаги и принялся с трудом разбирать малограмотные каракули жены Марии Ивановны, которую он привык больше называть попросту Машкой.
«С нашей Кариночкой несчастье, — писала жена. — Ее возле школы поймали четыре подлеца и снасильничали… Повезла ее в больницу. Фельдшерица со «скорой» сказала, что надо сообщить об этом в милицию. Они должны забрать вещи Карины. Позвони в милицию…»
