— Ты, Захар, садись, в ногах правды нету, — предложил он.
— Что сидеть, что стоять, — Кузин продолжал мотаться кругами, как заяц по своему следу. — Я приехал не любоваться на тебя, а спросить: кто разрешил останавливать сев? Кто, спрашиваю? Я уже в район передал, что кончаем сегодня. Ты понимаешь, чем это пахнет?
— Ах, вон оно что! — удивился Журавлев. — Отрапортовали уже… Лог ведь тут, Захар. Грязь, земля холодная.
— Я тебя русским языком спрашиваю: почему сеялки стоят?!
— Я остановил. Ты хлеб с меня требуй, а не проценты… Мы, елки зеленые, про урожай думаем. Верно, ребята? — Иван Михайлович обернулся к парням.
— Мое дело сторона. Что пахать, что плясать, — дурашливо ответил Антон, но тут же получил от Федора увесистый тычок под ребра. — Днем раньше посеяли, днем позже — кому какое дело.
— Осади, тут дело серьезное, — вполголоса предупредил его Федор. — Стой и слушай, умнее будешь.
— Идите-ка вы все! Я лучше вздремну. Как наговоритесь — разбудите, — и Антон скрылся в будке.
— Распустились! — Кузин покачал головой. — Да какой хлеб от вас ждать? Прогулы, самовольство, а звеньевой покрывает, в радетелях ходит. Не кривись, Иван, сам знаешь, что не за свое дело взялся.
— Это как сказать, — вставил Андрюшка, готовый броситься на Кузина с кулаками.
— Не мешай, когда старшие говорят! — зыкнул на него Захар Петрович. — Не твоего ума дело.
— Мое! — закричал Андрюшка. — Мое дело!
— Постой, сын, — Иван Михайлович легонько отстранил Андрюшку. — Заячий лог, Захар, и теперь можно засеять. С плешинами, огрехами, но можно. А вот как мы осенью людям в глаза посмотрим? Вот какой вопрос, Захар.
Кузин перестал ходить, сел к железному ящику и запостукивал согнутым пальцем по его гулкому боку. Минут несколько сидел так, вроде дремал. Хитрый он мужик. Пускай прокипит Журавлев, думал он, а то пива с ним не сваришь. Посидел так, потом поднял голову, обвел всех долгим пристальным взглядом, словно видел этих людей впервые и хотел понять, зачем они тут собрались, что им нужно от Кузина.
— Ладно… Поговорили, отвели душу. Теперь вспомним про ранние и сжатые сроки сева и твердых указаниях на этот счет.
— Мы не будильники, Захар, чтобы по сигналу звенеть, — опять возразил Журавлев.
— Ему про Фому, а он — за рыбу деньги… В конце концов ты коммунист и должен иметь ответственность. Партийную.
— Я ее всегда имел. В сорок третьем под Курском почувствовал.
— Уже слышали.
— Так еще послушай! Мы живем вот, друг дружку по мелочам изводим…
