Клемми передернуло от порыва ледяного ветра, когда Карим распахнул дверь. Она схватила одеяла и натянула их на себя, укрывшись с головой.
Но не холод заставил ее поежиться, а идущее откуда-то изнутри ужасное чувство отверженности и стыда за свое поведение. Неожиданно оказавшись в неизведанном море новых волнующих ощущений, она утратила разум, забыла о чувстве самосохранения и набросилась на мужчину, словно дикий зверь, ведомый низменными инстинктами.
Одеяла не помогали. Возбуждение не стихало. Даже мягкий хлопок ночной рубашки, которую надела Клемми, тревожил набухшие соски. Все тело болело от неудовлетворенного голода, словно было покрыто синяками. Ей хотелось позвать Карима, умолять его повернуть время вспять, снова оказаться рядом с ним…
Прежде Клемми не приходилось бороться с соблазном. Она просто не знала, что это такое. Никогда не испытывала искушения. Но одно прикосновение, один поцелуй этого мужчины – и ее оборона рухнула, оставляя ее задыхающейся, уязвимой, не способной сказать «нет».
Зато Карим смог это сделать. Конечно, она была не настолько наивна и понимала, что означает мощная реакция его тела. Он хотел женщину.
Но не ее.
Она надеялась, что займется в первый раз сексом если не с любимым, то по крайней мере с мужчиной, который неравнодушен к ней. С кем-то, кто заставит ее почувствовать себя особенной, кто будет возбуждать ее. И Карим подарил ей надежду. Его прикосновения сулили блаженство, пока он не оттолкнул ее, оставив раны в душе Клемми. Не будет воспоминаний о волшебной, восхитительной ночи, когда она стала женщиной. Клемми чувствовала себя распутной девкой, которую отвергли.
Медленно, неловко она поднялась на ноги. Лодыжка все еще болела, а она в объятиях Карима совсем о ней забыла.
Клемми глубоко вздохнула и закрыла глаза, чтобы собраться с силами. Ей хотелось забиться в угол, спрятаться, но она знала, что с Каримом это не пройдет. Если ей и нужно было напоминание, то звуки, донесшиеся со двора, были как нельзя кстати. Она вздернула голову и поняла, что ее время истекло. Двигатель старенького «мини» покашлял и, рыча, вернулся к жизни. Каким-то непостижимым образом Кариму удалось завести его. Скоро он переставит машину, освобождая проезд для своего внедорожника. Он, должно быть, уверен, что она готова и ждет его. Не стоит ли ей взбунтоваться? Сесть и сидеть здесь. Но как только одеяло сползло с плеч Клемми, напоминая о том, что на ней практически ничего нет, за исключением ночной рубашки, бунтарский дух испарился. Ей не хотелось, чтобы Карим, вернувшись, обнаружил ее в том же положении – нежеланную, брошенную, униженную. Она должна одеться.
