Наша воля к земной бесконечности есть тайная воля к безличности»
[107].
Таким образом, единственно возможный для человека вектор развития, в представлении Мережковского, не горизонтальный, пролегающий между двумя безднами: верхней — Царством Божьим и нижней — Хаосом, Царством Дьявола, а вертикальный, идущий вверх, к Богу — в Царство Божье Третьего Завета Духа-Матери. Ошибка в выборе пути, по мнению философа, может стать гибельной для человечества, навсегда отдалив его от духовного абсолюта и лишив возможности возрождения.
Рассматривая гносеологический аспект философии Мережковского, следует отметить скептическое отношение к рациональному и чувственному познанию, отрицание практики как основы познания и критерия истины. Философ выделяет два вида сознания, разнородных и противоборствующих: «бодрствующее, дневное, поверхностное и ночное, спящее, глубокое. Первое — движется по закону тождества, в силлогизмах, индукциях, и, доведенное до крайности, дает всему строению культуры тот мертвый, механический облик, который так хорошо нам знаком; второе — движется по законам какой-то неведомой нам логики, в прозрениях, ясновидениях, интуициях, и дает культуре облик живой, органический, или, как сказали бы древние, “магический”»[108].
Утверждая приоритет ночного сознания, в основу которого ложится представление о божественной интуиции, Мережковский приписывает \99\ ему способность достижения абсолютной истины и настоящих глубин познания, возникающую путем постижения вечных запредельных, а не временных земных субстанций. Сознание современников как людей истории мыслится философом подчиненным мертвой механике и проблемам чувственного, материального мира, лишенным глубинного метафизического содержания, поверхностным и утратившим духовную глубину. Сознание погибшей Атлантиды представляется полной противоположностью современному сознанию и рассматривается как идеал, доступный лишь для человечества будущего не в истории, а в эсхатологии. «Мы только и делаем, что подчиняем нашу интуицию механике, — покрываем наше ночное сознание дневным: Атланты, наоборот, свое дневное сознание покрывают ночным; свою механику подчиняют магии; для нас механика — крылья, для них — тяжесть, которую поднимают они на крыльях магии», — отмечает Мережковский[109].
Таким образом, мудрость, которую философ стремится открыть современнику, заключена в отказе от мертвого механического, рационального познания, принадлежащего «дурной бесконечности» истории, и в стремлении разбудить жажду познания интуитивного, явленного в божественных откровениях и прозрениях. «Ночное сознание», к обретению которого призывает Мережковский, не имеет ничего общего с «бесконечным прогрессом», оно апокалиптично и устремлено к Концу, желает прекращения земной истории —
