«Всякий клочок земли, который мы обрабатываем в Европе, орошен потом многих поколений, каждая дорога имеет свою длинную историю барщинного труда, непосильной работы, народных страданий. Каждая верста железной дороги, каждый аршин туннеля получил свою долю человеческой крови.
<…>
Миллионы человеческих существ потрудились для создания цивилизации, которой мы так гордимся… Даже мысль, даже гений изобретателя – явления коллективные. Искать долю каждого в современном производстве совершенно невозможно.
<…>
По какому же праву может кто-нибудь присвоить себе хотя бы малейшую частицу этого огромного целого и сказать: это мое, а не ваше?»
Справедливость этих воззрений трудно оспорить, но опыт ХХ столетия заставляет скептически относиться к их житейской ценности. У Строда такого опыта не было.
К концу августа 1918 года, после недолгих, но небывало жестоких по отношению к пленным боев на Байкале, все было кончено – белые победили. Каландаришвили ушел на юг, к монгольской границе, а Строд, возглавивший охрану членов Центросибири, вместе с ними и группой красных командиров двинулся на север, в Якутию. У них, как он говорил позднее, «была иллюзия, что там сохраняется советская власть».
Едва ли Строд знал, что дорогу, по которой их повели проводники-тунгусы[4], полвека назад отыскал автор «Хлеба и воли», тогда офицер по особым поручениям при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Нужно было найти путь к олёкминским золотым приискам, чтобы гонять туда мясной скот из Забайкалья, но все, кто до него пытался связать два этих «зачаточных центра культурной жизни», бесславно возвращались назад, не сумев преодолеть «каменную преграду» Муйского хребта с его «скалистыми вершинами, стремительностью потоков и абсолютной безлюдностью». Пройденный им маршрут стал скотопрогонной дорогой, по ней в сентябре 1918 года Строд с товарищами выступил в сторону Олёкминска.
В ноябре до цели оставалось немного, но тут от охотника-тунгуса узнали, что в городе – белые, что о беглецах известно, их ищут. Чтобы уйти от преследования, разбились на три группы. Две скоро были обнаружены и уничтожены (одну расстреляли на ночлеге прямо сквозь ветви шалаша), однако для Строда конец пути по найденной Кропоткиным дороге не стал концом жизни. Третью группу, в которую он входил, спас от расправы местный фельдшер Селютин, настоявший, чтобы пленников отвели к коменданту Олёкминска, эсеру Геллерту, принципиальному противнику смертной казни. Строд на всю жизнь останется благодарен Селютину и, когда через пятнадцать лет тот приедет в Москву учиться на каких-то курсах, на полгода поселит его у себя в квартире.
