Знание-сила, 2001 № 07 (889) | страница 67



Гуманитарная идея 1968 года признана «достаточно сумасшедшей», раз Сахарова наградили Нобелевской премией мира.

Мне очень хочется, чтобы и его физическая идея 1967 года оказалась плодотворной. И не только для того, чтобы ею украсить биографию моего нынешнего героя. Очень уж сама эта идея красива.

Сахаров увидел в гравитации – всем известном всемирном тяготении – результат микроскопических свойств пространства и времени. Как упругость прутика или пружины коренится в микроскопической атомной структуре материала, так и всемирное тяготение, по его гипотезе, коренится в квантовых свойствах пространства и времени. Гравитация – упругость «пустого пространства-времени», или, по-научному, вакуума. «Упругость пустоты» – видали такое?!

Разумеется, Сахаров сформулировал свою идею на физико-математическом языке, но все же лишь как эскиз, как архитектурный план. Этот план произвел сильное впечатление на того самого американского теоретика, который переоткрыл проблему квантовой гравитации. Впечатление настолько сильное, что он начал горячо рекламировать сахаровскую идею в своих книгах и статьях. И этим, быть может, сглазил ее – вот уже три десятилетия из сахаровского цветка никак не разовьется плод. И не известно, то ли это красивый пустоцвет, то ли просто еще время не пришло.

С такими мыслями 2 марта 1996 года я пришел на заседание в Бостонском университете. Сел себе в зале, осматриваю окрестности. Вижу американского историка физики, который, судя по программе, председательствует на этом заседании. Я с ним знаком, но никогда больше двух минут не беседовал. Очень уж у него быстрая речь – во всяком случае, для моих русских ушей. Человек он весьма видный в истории науки – под его редакцией, к примеру, вышли первые тома полного собрания трудов Эйнштейна.

Председатель двинулся к трибуне – открывать заседание, и я увидел у него под мышкой книгу в ужасно знакомом переплете. Он начал свое вступительное слово, и после нескольких фраз сказал, что еще в 1936 году молодой российский теоретик Matvei Petrovich Bronstein впервые, и притом замечательно глубоко, проник в суть проблемы, которой посвящено сегодняшнее заседание. Тут он открыл книгу в знакомом переплете и прочитал те самые слова М.П.Б., завершающиеся немецким талером…

Тогда я подумал: «Так вот и входят в историю мировой физики? Как же быстро выполняется предсказание Лидии Корнеевны!»

А ей об этом я не мог уже рассказать. 8 февраля она ушла из жизни.