Знание-сила, 2001 № 05 (887) | страница 60

Для меня именно тут проходит разграничительная линия между двумя экономиками. Всю жизнь прожил с этим дефицитом, когда ничего нельзя достать. Зарабатываешь деньги, не зарабатываешь – все равно. Никаких стимулов нет, и жизнь только хуже и хуже делается. Я вспоминаю март 1992 года. Съезд народных депутатов, Гайдар подал в отставку, было такое ужасное столкновение. И тогда нам показали письмо от пенсионеров из города Котласа, которое они направили своему депутату, отнюдь не стороннику Гайдара. Они писали: «Конечно, цены очень выросли, и нам тяжело. Но ради бога, не делайте так, чтобы опять цены были заморожены. Потому что мы сейчас хотя бы 100 грамм колбасы можем купить. А раньше, хотя цены были дешевые, но мы просто забыли ее запах…». Никто не мог обвинить пенсионеров в каких-то политических симпатиях или антипатиях…

Кирилл Ефремов, Наталия Ефремово

Как известно, в конце 1960-х обезьянка Уошо научилась разговаривать, используя 160 знаков амслена – американского языка глухонемых. Для одних достигнутые результаты стали сенсацией, новыми горизонтами понимания эволюции разума и речи.

Другие усмотрели здесь покушение на достоинство человека и назвали умение Уошо искусной дрессировкой, трюком «безмозглой обезьяны», который не имеет ничего общего с языком. Этот спор давно устарел, ибо за последние тридцать лет работы по научению приматов языку продвинулись далеко вперед. В экспериментальной группе бонобо (карликовых шимпанзе) растет уже третье поколение, пользующееся языком – да не одним, а тремя! Язык – уже не прерогатива человека, поскольку его удалось реализовать у других видов, причем неоднократно. Так что пришла пора оценить феномен языка объективно. Этой проблеме было посвящено февральское заседание Московского этологического семинара. Его центром стало выступление известного антрополога, доктора биологических наук Марины Львовны Бутовской и фильм о «говорящих» бонобо.

Мы поспешили туда и, как оказалось, не зря. А теперь хотим поделиться своими впечатлениями.

К сожалению, разговор о языковых возможностях животных всегда вращается вокруг незримой оси, имя которой – антропоцентризм. Аудитория предпочитает обсуждать не то, какова природа механизмов передачи информации, а то, остался ли язык достоянием человека, или где грань между нами и животными. А ведь эти «загадки» давно уже потеряли актуальность – из них нельзя извлечь ни интереса, ни пользы.