Знание-сила, 2001 № 05 (887) | страница 112

А может быть, эти шестеро богоискателей, перечисленных через многоточие с запятой, вообще ни к какой одной категории не относятся? И соединены вместе только досужим вымыслом? Тем более что в одном пункте – роковом, с точки зрения некоторых, – Сахаров точно отличается от (не) своих предшественников. В советской цивилизации этот пункт имел всем понятный пятый номер, под которым в типовой анкете отдела кадров шел вопрос о национальности.

С неувязкой в этом пункте, правда, помогает справиться сам Сахаров. В своих «Воспоминаниях», перечисляя евреев в руководстве Объекта, он добавил: «Я, грешный, хотя и не еврей, но, быть может, еще похуже».

Труднее охарактеризовать более существенное – религиозное – сходство столь разных фигур. Важно, что сами они ощущали свою связь.

Эйнштейн не был таким знатоком Библии, как его любимый герой – Спиноза, но относился к ней с уважением. Пятидесятилетний физик писал своему гимназическому учителю закона Божьего, что часто читает Библию, хотя и не в оригинале. В статье «Религия и наука», проповедуя свою «космическую религию», Эйнштейн сказал, что «зачатки космического религиозного чувства можно обнаружить в некоторых псалмах Давида и в книгах пророков Ветхого завета». Вот в какой глубине видел Эйнштейн корни своего космонотеизма.

И Сахаров в Лионской лекции оперся на плечо Эйнштейна, чтобы высказаться о своем глубоком – религиозном – ошушении внутреннего смысла природы.

По поводу слов «религия, Бог» в употреблении Эйнштейна и Сахарова нередко приходится слышать даже ог тех, кто вполне осознает масштаб этих личностей, что это лишь условное словоупотребление, а на самом деле имеется в виду то-то и то-то.

В ответ на замечание такого рода Эйнштейн ответил, что «не может найти выражения лучше, чем «религия», для обозначения веры в рациональную природу реальности, по крайней мере той ее части, которая доступна человеческому сознанию».

Если Эйнштейн, с его мощным даром слова, не мог найти более точного выражения, я бы допустил, что такого выражения попросту нет.

Почему бы не довериться Эйнштейну и Сахарову в описании их собственных религиозных ощущений? Тем более что оба они в детские годы были религиозными в самом обыкновенном смысле слова, и поэтому религиозное чувство им знакомо без консультаций в словарях и энциклопедиях.

Каждый свободомыслящий верующий – «стоя на плечах» своих предшественников, в свое время – видит в Боге что-то свое, что-то новое.