Леонардо да Винчи был бастардом, то есть незаконнорожденным. Его отец – известный нотариус сер Пьеро да Винчи (нотариусы титуловались именно так – не мессер, как рыцари и высокие должностные лица) – встретил в горах Тосканы здоровую, красивую крестьянку Катерину. Она ему понравилась, ей он приглянулся (еще бы – обходительный горожанин, истинный флорентиец!), и как следствие взаимного притяжения – рождение Леонардо 15 апреля 1452 года.
Ну а что дальше? Никакого мезальянса, то бишь неравного брака. Пьеро женится на флорентийке Альбьере Амадори, а Катерину выдают замуж за крестьянина с гор. Что касается маленького Леонардо, то его берут в дом к отцу, где он и прижился: ребенок был красивым, спокойным и необыкновенно милым. Жена нотариуса Альбьера оказалась бездетной, и такой вариант устроил всех. Стало быть, родила Леонардо одна женщина, а выхаживала и растила другая – не отсюда ли некие фрейдистские комплексы у титана Возрождения?..
Мачеха умерла, когда Леонардо было четырнадцать лет. Его отец не стал терять время даром и вновь женился, но к очередной мачехе Леонардо отнесся равнодушно, так как стоял на пороге новой жизни: он поступил учеником в мастерскую известного живописца Андреа Верроккьо.
Опускаем сухие факты биографии. Лучше обратимся к тому, каким человеком рос Леонардо. Он играл на серебряной лютне. Чудесно пел. Импровизировал под музыку. И, казалось, был, выражаясь современным языком, вполне компанейским парнем. Но это впечатление обманчиво: Леонардо был на редкость скрытным человеком.
Алексей Дживелегов в своей книге о Леонардо пишет:
«В сущности говоря, мы и сейчас, после того как прочитано почти все, что осталось после него, после того как написано о нем столько томов и учеными и поэтами, после того как в его душе рылись проницательнейшие умы всеми доступными художественными, научными и псевдонаучными методами, вплоть до фрейдизма, – мы не знаем по-настоящему, что представлял собой Леонардо как человек.
Все внешние данные и факты… не рисуют человека. Они скорее говорят о том, каким он хотел показать себя, чем о том, каким он был в действительности. Мы никогда не застанем Леонардо за каким-нибудь непроизвольным поступком, за действием, совершенным в состоянии какого-нибудь аффекта. Он никогда не станет бросать досками в папу, пришедшего посмотреть не совсем оконченную работу, как делал Микеланджело, никогда не ударит кинжалом «между шейным и затылочным позвонком» досадившего ему человека, как Бенвенуто Челлини, никогда не запустит чернильницей в черта, как Лютер. Он всегда владеет собой и избегает всего, что похоже на эксцесс. Происходит это не потому, что у него не хватает темперамента. Человек без темперамента не мог бы быть ни таким художником, ни таким разносторонним ученым, ни вообще человеком, способным увлекаться до самозабвения научными или художественными проблемами…»
