и в случае Иоанновой кончины повиноваться Димитрию как своему законному Государю; а мать Владимирова долго не хотела приложить Княжеской печати к сей грамоте; наконец исполнила решительное требование Бояр, сказав: «Что значит присяга
невольная?»
Сии два дни смятения и тревоги довели слабость болящего до крайней степени; он казался в усыплении, которое могло быть преддверием смерти. Но действия природы неизъяснимы: чрезвычайное напряжение сил иногда губит, иногда спасает в жестоком недуге. В каком волнении была душа Иоаннова? Жизнь мила в юности: его жизнь украшалась еще славою и всеми лестными надеждами венценосной добродетели. В кипении сил и чувствительности касаться гроба, падать с престола в могилу, видеть страшное изменение в лицах: в безмолвных дотоле подданных, в усердных любимцах – непослушание, строптивость; Государю самовластному уже зависеть от тех, коих судьба зависела прежде от его слова; смиренно молить их, да спасут, хотя в изгнании, жизнь и честь его семейства! Иоанн перенес ужас таких минут; огнь души усилил деятельность природы, и болящий выздоровел, к радости всех и к беспокойству некоторых. Хотя Князь Владимир Андреевич и единомышленники его исполнили наконец волю Иоаннову и присягнули Димитрию; но мог ли Самодержец забыть мятеж их и муку души своей, ими растерзанной в минуты его борения с ужасами смерти?..
Что ж сделал Иоанн? Встал с одра исполненный милости ко всем Боярам, благоволения и доверенности к прежним друзьям и советникам; дал сан Боярский отцу Адашева, который смелее других опровергал Царское завещание; честил, ласкал Князя Владимира Андреевича; одним словом, не хотел помнить, что случилось в болезнь его, и казался только признательным к Богу за свое чудесное исцеление!
Такова была наружность; но в сердце осталась рана опасная. Иоанну внушали, что не только Сильвестр, но и юный Адашев тайно держал сторону Князя Владимира. Не сомневаясь в их усердии ко благу России, он начал сомневаться в их личной привязанности к нему; уважая того и другого, простыл к ним в любви; обязанный им главными успехами своего Царствования, страшился быть неблагодарным и соблюдал единственно пристойность; шесть лет усердно служив добродетели и вкусив всю ее сладость, не хотел изменить ей, не мстил никому явно. но с усилием, которое могло ослабеть в продолжение времени. Всего хуже было то, что супруга Иоаннова, дотоле согласно с Адашевым и Сильвестром питав в нем любовь к святой нравственности, отделилась от них тайною неприязнью, думая, что они имели намерение пожертвовать ею, сыном ее и братьями выгодам своего особенного честолюбия. Анастасия способствовала, как вероятно, остуде Иоаннова сердца к друзьям. С сего времени он неприятным образом почувствовал свою от них зависимость и находил иногда удовольствие не соглашаться с ними, делать по-своему: в чем, как пишут, еще более утвердило Царя следующее происшествие.
