В середине двадцать первого века в Гарварде сконструировали первый биоресивер. Одновременно в Новосибирске собрали мемосканер – прибор, способный методически «просматривать» память. Комбинация этих устройств дала человечеству ментоскоп. С его созданием цивилизация вышла на новый социальный уровень. Где тихо, где с боями и революциями ушли в отставку и сменились новыми правительства. В считаные годы умерли коррупция и шпионаж. И лишь криминальная среда все еще сопротивлялась.
Я разложил на столе в ряд пять овальных чипов – копии ментограмм, добытых Терехиным в следственном архиве. Минут пять, тасуя чипы, выбирал, с какой начать. В результате решил со своей, подключил ридер и утопил чип в приемном устройстве.
«Олег Курдин, – высветилось на экране монитора. – Отображение памяти на 01.04.2083».
Я выставил режим просмотра. Ментограмма была похожа на фильм, отснятый неумелым кинооператором, с нерезкими, порою хаотичными кадрами.
Особняк, унаследованный Зубром после смерти отца, больше походил на крепость, чем на загородную виллу. Трехэтажный каменный домина стоял по центру огромного, радиусом в полкилометра участка, обнесенного оградой в два человеческих роста. Установленная поверху ограды аппаратура сканировала каждый сантиметр территории и возможность проникновения непрошеных гостей полностью исключала.
Заика отворил чугунные с позолотой ворота, я въехал вовнутрь. На сумбурно сменяющих друг друга кадрах я видел фрагменты, зафиксированные моей памятью. Автомобильная парковка площадью с теннисный корт. Оранжерея с экзотическими растениями. Крытый бассейн с подогретой водой. Поле для игры в гольф, за ним еще одно, бейсбольное. И наконец, гордость хозяина и непременная забава для гостей-мужчин: сделанный по индивидуальному заказу природный тир. Был он несомненным произведением искусства с талантливо выполненными сменными декорациями. Вставший у черты или засевший в укрытии стрелок зачастую забывал, что он в тире, а не охотится на крупного хищника на пересеченной местности.
Все семейство встречало меня на крыльце. Выряженный в ковбойский костюм, радостно улыбающийся Зубр, прильнувшая к нему красавица Инга, бледный долговязый Дэн и задорно подмигивающая мне Вредина.
Дэном и Врединой Зубр называл Дениса и Веру, детей от первого брака. Женился он на дочери отцовского компаньона, едва обоим сравнялось по восемнадцать, и после смерти отца немедленно с женой разошелся.
– Можно сказать, это был династический брак, – объяснил Зубр однажды. – Она не давала мне дышать, Псих. Понимаешь, Жанна оказалась слишком правильной. Эдакой пуританкой, изысканной, утонченной и не терпящей ни малейшего отклонения от общепринятой этики.
