Августа с тревогой замечала, как он опускался внешне и внутренне, становился зависимым от нее в мелочах, повторял за ней, как эхо, ждал от нее указаний — что ему делать. Она просила:
— А ты бы сходил, купил хлеба.
И он послушно тащился за хлебом, неся плетеную сумку — авоську в кармане.
Или:
— А ты бы сходил на рынок, купил картошки.
И он тащился на рынок, стоял в длинных очередях, ворчал.
— А ты бы пошел в ванную, помылся.
Он вяло шел в ванную и кричал ей оттуда:
— Авочка, а что мне мыть?
Так Павел становился стариком «атыбы». Выражение его лица изменилось, огненный когда-то взгляд остыл, углы рта опустились, он забывал бриться. Как многие старики, он стал мнительным, все время прислушивался к своему здоровью, щупал пульс, подолгу сидел в очередях на прием к врачам в поликлинике Литфонда, просил измерить ему давление.
— Сегодня у вас очень хорошее давление: 140 на 75, — говорили ему.
Но Павел был недоволен, почти впадал в панику:
— Как же так? Вчера ведь было на пять делений ниже — 135. Значит, повысилось.
— Это не повышение, давление всегда слегка колеблется, — объясняла сестра.
Много забот было у Августы со стареющим Павлом. Она всячески старалась подбодрить его, купила ему «джентльменский набор» — модную шубу — дубленку, пыжиковую шапку — ушанку и красивое мохеровое кашне. Она надеялась, что новые вещи придадут ему бодрости, и почти насильно выводила его гулять в Тимирязевский парк, брала с собой на почту, в прачечную. Павел считал, что дома помогает Августе готовить, и топтался на кухне, когда она хозяйничала, а на самом деле только мешал ей. Она отсылала его к телевизору или книгам, но телевизор Павел не любил, называл его «домашним оглупителем» и смотрел только передачи «Клуба путешественников» и «Очевидное — невероятное». Газеты «Известия» и «Литературная Газета» выводили его из себя, он бросал их в сторону с ворчанием:
— Совершенно невозможно читать — разве это журналисты?! Разве такие журналисты были в наше время? Вот, помню, в тридцатые годы был Михаил Кольцов…
Жена прерывала его:
— Я согласна. Но где теперь Кольцов? Давно расстрелян[4].
— Вот в том-то и дело — кошмарная страна, кошмарное руководство.
Августа считала, что ему нужна мужская компания:
— Иди погуляй с другими мужчинами. Вон твой друг, Лева Копелев, ходит перед домом. Он любит рассуждать и всегда окружен людьми. Иди пройдись с ним, поучись у него бодрости.
Павел скептически замечал:
— Какой бодрости? Помнишь?
