Общий смысл я уловил. Я засунул клочок бумаги в карман шорт. Больше ничего в моей парте не было. Через окно я увидел, как на площадку въехал фургон. Под надзором Навозников два фельдшера осторожно подняли тело Малявки Эрика Оуэна, потом, менее осторожно, мистера Ганнела и положили их в фургон.
Записка говорила, что на этот раз нам не сбежать.
В коридоре мне встретилась мисс Филипс. На ней все еще была та юбка, пропитанная кровью. Она прошла мимо меня без единого слова, и когда я почувствовал у себя на плече ее руку, я даже подскочил. Оказывается, мисс Филипс снова подбежала ко мне, пока заводная камера смотрела в другую сторону.
– Передай Гарри, что они знают, – прошептала она мне прямо в ухо и бросилась обратно, чтобы камера нашла ее в том месте, где и ожидала найти.
Я постарался сохранить на лице отсутствующее выражение. Учитывая, что именно мисс Филипс только что мне сказала, это было непросто.
На асфальте остались пятна крови. Один из башмаков Эрика, заношенный и потрескавшийся, так и валялся, где слетел. Подошва его прямо-таки кричала мне: «Стандиш! Проснись! Да проснись же ты, мечтатель гребаный! Или проснешься, или погибнешь, как я».
На проходной сторож даже не поднял глаза от газеты. Я собирался сказать ему, что меня исключили, но он уже нажал на кнопку, открывающую ворота. Я вышел из школы, медленно, как черепаха. Мне все еще было удивительно, что никто меня не останавливал.
Думаете, мне впервой было видеть такие жестокие зрелища? Нет. Нам всем не впервой. Лучший способ поддерживать покой и порядок – время от времени устраивать неожиданную, наводящую ужас смерть.
Я старательно напустил на себя прежний, привычный вид – будто я замечтался и ничего не вижу вокруг себя. Мысль у меня была простая: добраться до дома.
– Стандиш!
Дед торопливо шел мне навстречу. Мы стараемся на бег не переходить, это привлекает внимание, а и мне, и деду в седьмом секторе хотелось только одного – ни малейшего к себе внимания.
Поравнявшись с ним, я спросил:
– Ты где был?
– В старой церкви, смотрел телевизор.
Только тут мне пришло в голову – не пришло, а ударило, как молния, – что кто-то, вероятно, приказал деду привести меня.
– Говорят, в школе неприятности, – сказал он.
– Да. Мистер Ганнел убил Малявку Эрика Оуэна. И меня исключили.
Он положил мне руку на плечо и сжал легонько. Это пожатие говорило: «Слава богу, что ты цел и невредим».
Мы нарочито неспешно пошли дальше, вдоль по улице, где раньше в магазинах можно было купить что-то нужное. Теперь уже нельзя. Все витрины забиты досками.
