Смех на елке. Я ни разу не построил даже простейших строительных лесов. Но хорошо. Мне шестнадцать. Впереди еще вся жизнь. Ведь именно так принято говорить, разве я не прав?
После урока подходит Фалькенштейн: «Про аттестат можешь забыть. Если так пойдет и дальше, то нам остается только радоваться, что министерство не ввело оценку „ноль“ специально для тебя». На его лице появляется широкая улыбка. Уголки рта поднимаются чуть ли не до ушей. С какой радостью размазал бы я ему по морде эту ухмылку! Чтобы посмотреть, какие еще идеи может предложить министерство специально для меня. Фалькенштейн уходит. И я тоже ухожу. Началась перемена.
Да, мне кажется, что школьные годы и на самом деле не просты.
* * *
Въезжаем в Розенхайм. Здесь много транспорта. Везде очереди: то из машин, то из людей. Поворачиваюсь к Яношу. Мысль о последнем опросе испаряется, как только я вижу его лицо. Янош ухмыляется.
— Как ты думаешь, нас уже ищут? — спрашиваю я.
— Думаю, да. Наверное, уже позвонили родителям.
— Думаешь, твои рассердятся?
— Мои родители всегда на меня сердятся. Но, наверное, всё не так плохо. Я как-то уже говорил отцу, что если уж мне придется испариться, то я буду с друзьями.
— Ну и как он к этому отнесся?
— Он мне вмазал.
— Вмазал? И ты все равно убежал? Мне было бы слабо.
— Нельзя, чтобы было слабо. Так в жизни ничего не добьешься. Как там в стихотворении?
И покуда не пришли смерть и становленье,
На земле ты только гость — гость
по приглашенью.
— С каких это пор ты интересуешься стихами?
— Плевать мне на них. Врат сказал, что эти строчки очень хороши, если хочешь зацепить телку.
— У тебя есть брат? Сколько ему лет?
— Двадцать. Он живет в Америке. Переехал на ПМЖ или что-то типа того. Все равно я его очень люблю.
— Ну и как, у тебя получилось?
— Что получилось?
— С телками? Помогли стишата?
— А-а-а, да нет, ничего не вышло. Девица, которой я прочитал стихи, совсем не интересовалась поэзией. К сожалению, все ограничилось молочным коктейлем.
Я снова смотрю в окно. Главный вокзал, цель нашего путешествия, видно издалека. Интересно, что скажут мои родители? Мама наверняка в панике. Может, даже поехала в Нойзеелен. Чтобы искать сыночка. Ее так легко напугать. Особенно если дело касается меня. Ей так хочется меня защитить. Она не любит оставлять меня одного. Она считает, что для этого я слишком впечатлительный. Если бы все зависело от нее, я бы ни за что не оказался в интернате. Ей больше нравится, когда я дома. Рядом с ней. Там, где со мной ничего не случится. Мне ее жаль. Наверное, сейчас она сидит в машине. Папа наверняка пока еще ничего не знает. Да и как же иначе? Он ведь живет в гостинице. Отдыхает. Мне кажется, что уйти всегда легче. Не то что оказаться брошенным. Мне бы следовало на него обидеться. Сестрица что-то говорила о какой-то другой женщине. Двадцатилетней. С толстым кошельком и длинными ногами. Если я когда-нибудь с ней встречусь, то собственноручно заеду ей в харю. Для этого даже забуду про свою впечатлительность. О таких случаях пишут везде. В любой бульварной газетенке:
