— Какая же?
— Ну, я и сам не знаю. Наверное, дело в том, что мы имеем право всё видеть.
— Имеем право всё видеть? — спрашивает Янош. — Мы что, только зрители? Лохи-зрители?
— Мы все только зрители, — отвечает Феликс, — всем нам найдется местечко на кладбище. И мы больше никого не заинтересуем.
— Неужели всё так плохо? — спрашивает Шарик. — А может быть, я прославлюсь. И когда умру, все будут плакать. Как из-за леди Дианы.
— Нашел с чем сравнивать. Леди Диана всегда была леди Дианой. И всегда будет леди Дианой. Ее запомнят все. А вот про нас не вспомнит никто. Такова жизнь. Мы всего-навсего воспитанники интерната. Кто о таких думает!
— Это же ужасно! — говорит Шарик. — Мы ведь живем, мы что-то двигаем.
— Точно. Сейчас мы двинули из интерната, — поясняет Флориан.
— Может быть, нас уже ищут.
— Нет, они еще едят, — отвечает Янош.
— Подождите-ка, парни, — говорит Шарик, — получается, что мы можем жить, не зная для чего.
— Господи, я думаю, что всё очень просто, — возражает Янош. — Мы все время что-нибудь делаем, и сами не знаем для чего. Вот сейчас, например. Не обмочи штаны! Может быть, это и неплохо, что о нас никто не заботится. Да и к тому же мы сами наверняка будем помнить.
— О чем помнить?
— Ну, про нас.
— Про нас?
— Да. Про нас. Я принимаю решение, что буду вас помнить. И все те безумства, которые мы вытворяли. Таким образом, мы сможем жить дальше. Сам не знаю как, но это будет.
— Ты уверен?
— На все сто. А вы разве не будете вспоминать?
— Ну вот, здрасьте, конечно буду, — отвечает Флориан, которого все называют девчонкой.
— И я тоже, — встревает тонкий Феликс.
— А ты, Шарик, что, не будешь?
— Мне нужно подумать. Но мне кажется, что и я тоже буду. Ведь, в конце концов, все это как-то крези.
— Ну, видишь. Так мы и будем жить дальше. А вы расскажете обо всем своим детям и внукам. Круг посвященных будет совсем маленьким, но мы будем жить дальше.
— И Трой тоже? — спрашивает Флориан.
— И Трой тоже. Если уж помнить, то про всех. Где Бенни?
— Здесь.
* * *
Мы неплохо продвинулись. Дошли почти до деревни.
Старая песня. Шести воспитанников интерната. Мы бодро бежим вниз. Уже темнеет. Я боюсь. Даже не знаю чего. Наверное, ночи. Мне никогда не нравилась ночь. Она таит в себе так много тайн! Она пуста. Мрачна. Все хорошие намерения ночью приобретают черный оттенок. А ведь черный — это мой любимый цвет. Но это только когда светло. Так мне кажется.
Янош говорит, что если повезет, то мы успеем на последний автобус. Он довезет нас до Розенхайма. Это маленький баварский городишко. Флориан уверяет, что в нем полно правых радикалов. Ему бы не хотелось задерживаться там надолго. Янош считает, что все будет в ажуре. Мы сразу же сядем на поезд. И поедем в Мюнхен. А это настоящий мегаполис. В котором я живу. Мои родители тоже. Они ругаются. Недавно я разговаривал по телефону с сестрой. Ей кажется, что все ужасно. Они больше не говорят друг другу ни одного разумного слова. Отец живет в гостинице. Отель «Леопольд». Она дала мне телефон: (089) 36-70-61. Но я ни разу не позвонил. Что я ему скажу? Он меня просто заговорит. Как ему жаль и все прочее. Для меня якобы мало что изменится. Все это такое дерьмо. Как это для меня мало что изменится?
