— А ты не забываешься, Шумов? — нехорошо прищурился Фримен. — Здесь пока ещё я командир, э?
— Эта операция под такими грифами проходит… — особист судорожно сглотнул — там, б…дь, столько… да тут всех, кто хоть краем уха…всех…
— Проще тебя одного — Фреманян встал из-за стола, обошёл всех, находящихся в комнате, и закрыл дверь. — Грохнем тебя сейчас, да и прикопаем тихонечко в сторонке. Мне ваши игры до груши, мне тут порядок нужен и дисциплина, панымаищь, да? И на солдатиков моих командовать не надо, тут я командую. Предлагаю сесть и всё спокойно обсудить. А ты как совсем маленький, кричишь, шумишь…
— Вы понимаете, господин подполковник, что Вы сейчас говорите? — спросил ошалевший от такого поворота особист.
— Я-то понимаю, Шумов, а вот с тобой мне не всё понятно. Да и не хочу я особо разбираться, я хочу, чтобы ты сел за стол и выпил, э? А потом мы говорить дальше будем.
Особист на подгибающихся ногах подошёл к столу, схватил бокал и одним глотком выглушил коньяка баксов эдак на сорок. Фримен поморщился, на это безобразие глядя глядя, кивнул Цою, приглашая его к столу и взял бокал.
— Ты, Дима, сейчас коротко нам расскажи, что, как и почему, без подробностей. — Подполковник отсалютовал бокалом и медленно, с наслаждением выцедил коньяк. — Говори, дорогой, мы тебя слушаем.
Особист обречённо махнул рукой, пробормотал что-то типа «та хай оно всё провалится», сунул пистолет в кобуру и закурил.
— Ну рассказывай… Цой.
Димка на этот раз уложился минут в семь-восемь. В полной тишине Фримен разлил остатки «Армагана», тоскливо вздохнул и поднял бокал:
— Царство тебе небесное, лейтенант Николаенко, пусть земля тебе…и всё такое.
Цой и особист молча выпили, поставили бокалы на стол. Снова наступила тишина.
— Ну… И чё теперь? — нарушил тягостное молчание Димка.
Особист смотрел на Фреманяна. Фримен потёр виски.
— Матюшенко, готовь транспорт, выдвигаетесь к Свалке, забираете тело лейтенанта. И чтоб ни одна живая душа мне… Сами не трепаетесь, возьми с собой Коваля и Птушкина, ну, ещё кого-нибудь, молчунов таких, поадекватнее, да? Одна нога тут, другая там, через три часа все ноги тут, всё поняли?
Сержанты синхронно кивнули и выскочили из комнаты.
— А теперь о делах наших скорбных покалякаем. — Фримен уселся на стул и обратился к особисту, задумчиво нанизывающему кольца дыма на струю дыма же:
— Шумов, убирай, давай, с лица своего эту вселенскую скорбь. Ещё никакой утечки не произошло, панымаищь, да
