Дом Михаила Васильевича был на Пушечной (а по документам того века — на Екиманской) улице заметным: трехэтажные палаты, украшенные теремом и крытым крыльцом. Были на дворе и «столярни», и конюшни-, и «поленные анбары» — сараи для хранения дров, и своя домовая церковь. А часть двора, как нередко делалось в ту пору, отдали хозяева под подворье Спасо-Ефимьева монастыря. Подобная аренда была делом богоугодным и прибыльным...
Но прежде чем приступить к рассказу о дальнейшей судьбе этого дома, вернемся в век XVIII, в восточную часть владения, которое в ту пору числилось как земля одной из самых богатых московских помещиц — вдовы ротмистра лейб-гвардейского конного полка Глеба Алексеевича Салтыкова.
Прочесть перед всем народом заключенную над нею в Юстиц-коллегии сентенцию...
Указ Екатерины II Сенату
Сентенцию читали долго, попеременно сменяя друг друга. День был, как вспоминали очевидцы, ветреным и снежным. Но толпа не расходилась. Люди густо облепили все окрестные дома, взбирались па крыша лавок, и с утра уже были случаи увечий: кого-то задавили около эшафота, а еще говорили, что несколько господ пытались примоститься на крышах своих карет, да, не приученные к таким упражнениям, попадали на землю...
А с эшафота всё читали список убиенных и замученных ею и тайно утопленных потом или наскоро зарытых, а то и просто брошенных в лесу у Калужской дороги, где были ее загородные владения.
А она, злобно поглядывая на толпу, недвижно стояла, крепко привязанная веревками к столбу, и далеко виднелась повешенная на нее надпись: «Мучительница и душегубица».
Без малого десять лет Дарья Салтыкова почти ежедневно (за вычетом хождений в Троице-Сергиеву лавру на богомолье, до которого она была великая охотница) истязала своих дворовых — и ее соседи по Кузнецкому мосту, по Рождественке и по Софийке слышали их отчаянные вопли, а когда открывались ворота усадьбы, видели окровавленных людей, прикованных к железным крючьям в стене. И не раз среди бела дня но Кузнецкому мосту к Калужской заставе тащились дроги, где, кое-как прикрытое рогожей, моталось на ухабах бездыханное тело... Многие это видели, да молчали. Потому что Дарья Салтыкова была в родстве и свойстве с громкими фамилиями — с Бибиковыми, Головиными, Татищевыми, Измайловыми и Толстыми. А если кто из властей не приходился ей никем по линии Салтыковых, ни по линии тоже разветвленного отцовского дворянского рода Ивановых, то тех она покупала богатыми подарками. И кричала, глядя на очередную экзекуцию: «Я сама в ответе и ничего не боюсь!»
