Дома он немедленно разжег камин. Рене надеялся, что вид рвущихся вверх языков пламени с голубой сердцевиной и шипение жарящихся на решетке бараньих отбивных пробудят в дочери искру хорошего настроения, но все было напрасно.
Эмили прошла в свою комнату и, не раздеваясь, легла на холодное, как саван, покрывало. По сути, ее здесь не было. Она находилась там, где над головой сплошным полотном натянуто синее небо, а под ногами плещется голубой океан. Там, где на многие мили тянется полоса белоснежного песка и колышутся изумрудные заросли. Где днем светит яркое солнце, а ночью кажется, будто звезды можно достать рукой.
Эмили разглядывала свой густой, красивый загар, столь вызывающе выглядевший в Париже. Со временем он поблекнет. Но она не была уверена, что это случится с воспоминаниями.
Она знала: надо постараться внушить себе, что в ее жизни никогда не было ни полинезийского рая, ни жарких тропических ночей, когда по жилам бежала горячая кровь, а мысли застилал страстный туман.
Эмили принялась читать книги, привычно перелистывая отсыревшие страницы, но ей казалось, будто она прикасается к мертвой плоти. Она заставляла себя съедать все за завтраком, обедом и ужином, хотя ей чудилось, будто она жует бумагу и опилки.
Когда не спала, то бродила по дому как сомнамбула. Улыбалась отцу приклеенной фальшивой улыбкой и через минуту забывала о том, что он ей говорил.
Однажды мадам Патиссо, издавна убиравшая в их доме и знавшая Эмили с детства, сказала девушке:
— Я рада, что вы вернулись домой, барышня. Полагаю, самое время заняться поиском жениха!
Эмили ничего не ответила, а про себя подумала: «Ведь я была замужем. Однако об этом никто не знает, и никто не поверит в это».
В тот день она впервые вышла на улицу.
Оказалось, наступила весна. Колеса карет разбрызгивали грязь, дамы приподнимали юбки нежными пальчиками, осторожно перешагивая через лужи, всюду слышались выкрики продавцов газет и торговок пирожками.
Эмили шла по городу, любуясь оживающими каштанами и пробивавшейся в скверах травой, а в мыслях по-прежнему пребывая там, где осталось ее сердце.
Она думала о последних секундах, когда они с Атеа еще были вместе, когда она могла видеть его и прикасаться к нему. Волны воспоминаний словно смывали с ее души слой одиночества, и ей становилось почти хорошо.
На углу ближайшего дома продавались цветы. После пышной полинезийской зелени они показались Эмили чахлыми и жалкими. Или они ничем не пахли, или она напрочь утратила обоняние.
