Атеа тоже задумался, возможно, пытаясь разобраться в своих чувствах или стараясь подобрать нужные слова.
— Душа и тело белых людей не в ладу друг с другом. То, что мы превращаем в праздник, ваши священники почему-то называют грехом. Любовь… наверное, она бывает разной? Если я могу проводить время с любыми женщинами и согласен жениться на той, которая больше подходит мне по положению, — это одно, а когда я думаю о той единственной, связь с которой противоречит всему существующему, — совсем другое. Это та любовь, которой жаждешь ты. Думаю, я смогу дать ее тебе, — серьезно произнес он, а после заметил: — Эмалаи! Прошедшей ночью твое тело было готово, но я боялся ранить твою душу!
Эмили закрыла лицо руками. Ей было удивительно радостно и мучительно стыдно.
— Ты прав: лучше поскорее пожениться.
— Когда ты пойдешь к священнику?
Девушка покачала головой.
— Мое платье пропитано солью. Я не могу его надеть, а больше у меня ничего нет.
Не успела она возразить, как Атеа обернул покрывало вокруг ее тела, завязав концы поверх груди.
— Вот, так хорошо. Миссионеры учат наших женщин одеваться именно таким образом.
— И все-таки я не могу выйти из хижины в покрывале, и уж тем более пойти к священнику, — ответила Эмили.
— Источник находится совсем близко: я только что вернулся оттуда. Не думаю, что по дороге мы встретим много людей. Ты вымоешься и постираешь свое платье. На жаре оно быстро высохнет.
В конце концов Атеа удалось ее уговорить. Перед тем, как выйти из хижины, Эмили спросила:
— Кто та женщина, которой принадлежит этот дом? Где ее муж?
— Погиб. Его разорвала акула. Сейчас Теумере живет одна. Она знает, что я смогу ее отблагодарить, потому охотно предоставила нам свою хижину.
— Что ты сказал ей обо мне?
Атеа бросил на девушку удивленный взгляд.
— Ничего. Разве арики обязан что-то кому-либо объяснять?
За ночь ветер словно вымел небо до самого горизонта — оно было безмятежным, бездонным и чистым. Отвесно падавшие раскаленные солнечные лучи ярко освещали промытую дождем зелень.
Все-таки на пути попадались люди: они беззастенчиво таращились на белокурую француженку и даже оглядывались вслед.
Цвет волос и глаз Эмили унаследовала от матери-англичанки. Ей было неловко, что ее бледная кожа покраснела от солнца, нос обгорел и на щеках рдеют яркие пятна. Девушка впервые подумала о том, что едва ли сможет круглый год выносить безжалостную атаку тропического света.
Она опустила глаза и не глядела на туземцев. Здесь, на Нуку-Хива, большинство мужчин носило не набедренные повязки, а юбки до колен. Женщины обматывали тело покрывалом, доходящим до щиколоток. Их грудь чаще всего тоже была закрыта.
