— Нехорошо обманывать тех, кто вещает от имени Господа!
— Гораздо хуже обманывать самих себя.
Они плыли всю ночь. Утро встретило их приятной прохладой, а день — печным жаром. Эмили подумала, что без зонта и шляпки ей грозят солнечные ожоги. Да и воды было не так уж много. Палящее солнце сделало ее вялой, и она не могла думать даже об отце, который наверняка сходил с ума от тревоги.
Эмили легла на дно лодки и, не отрываясь, смотрела на темный силуэт Атеа, четко выделявшийся на фоне залитого ослепительным светом пространства. Всецело положившись на волю судьбы, она не спрашивала, ни сколько времени им еще плыть, ни каким он видит их будущее.
Между тем, обнаружив исчезновение дочери, Рене впал в панику. Он сразу догадался, что это Эмили освободила Атеа, и был уверен в том, что полинезиец силой увез девушку с собой. Он бросился к Лоа, который был мрачнее тучи: нарушение табу вело к жестокой каре и к большой беде.
Вождь на-ики наотрез отказался дать Рене людей, которые сопроводили бы его на Хива-Оа, и француз пребывал в полнейшем отчаянии.
Он явился в хижину Моаны, чтобы забрать вещи Эмили. Туземка молча наблюдала за тем, как Рене шарит в сундучке дрожащими руками и бормочет, что ему во что бы то ни стало надо попасть на Хива-Оа.
— Не туда, — вдруг произнесла девушка, — на Нуку-Хива.
Рене обернулся.
— Почему?
— Тебе не вызволить Эмалаи без помощи белых людей. Если Атеа решил взять твою дочь себе, просто так он ее не отпустит.
— Как я доберусь до Нуку-Хива, если Лоа отказывается дать мне сопровождающих даже до Хива-Оа!
Сделав шаг вперед, Моана коснулась его плеча.
— Я поплыву с тобой.
— Ты женщина! Тебе не провести судно через волны и рифы!
— На самом деле я многое умею, — веско произнесла Моана. — Но я возьму с собой одного из младших братьев. Он не откажется мне помочь.
— А как же Лоа? Ты отправишься на Нуку-Хива без его разрешения?
— На сей раз я намерена сама решать свою судьбу.
Рене по-прежнему сокрушенно качал головой. Внезапно ему в руки попался дневник, который Эмили собиралась вести в Полинезии, и он с надеждой открыл его. Когда взгляд Рене натолкнулся на девственно-чистые страницы, он понял, что совершенно не знает свою дочь.
Украшенный французским флагом Нуку-Хива был самым большим из ближайших островов — двадцать миль в длину и столько же в ширину, — имеющим три удобные гавани. Лучшая из них носила название Танохое: в редкий день там покачивалось менее шести кораблей.
В ту пору на Маркизских островах было три католических миссионера общества «Пикпюс», отцы Гарсиа, Фурнье и Гюильмар. Последний руководил приходом на Нуку-Хива.
