Оставалось бродить по городу. Занесло даже на проспект Шепилова, где я смог полюбоваться, правда, через дорогу, на кафе «Сеньор Помидор». С виду обычное заведение, куда заскакивают перехватить пару горячих бутербродов со стаканом свежевыжатого сока или, как выразился мой случайный знакомый, вдарить по мороженому. День клонился к вечеру, в «Помидоре» было полно народу. А ведь если зайти туда, меня могут принять, как героя, будут просить фотку на память, а то и на стене попросят расписаться.
Изображать поп-звезду не было никакой охоты, я даже не стал переходить проспект, посмотрел издали и потопал дальше.
К себе в квартиру вернулся в третьем часу ночи. Я не знал, разрешены ли мне подобные вольности, но раз никто не поставил меня на место, значит, настолько нарушать распорядок дня можно. Я с трудом добрался до постели, а утром едва не проспал явку к почтовому ящику. Впрочем, ящик оказался пуст, в нём не нашлось даже рекламы.
Май стремительно катился к лету. В скверах полыхала сирень, люди в оранжевых жилетках бросили возиться с тюльпанами и принялись высаживать на клумбы бархатцы. Липа и тополь вошли в полный лист. Первая серьёзная гроза смыла оставшуюся от зимы солёную пыль, с которой безуспешно пытались справиться поливальные машины. Никогда прежде у меня не было времени, да и особого желания напоминать буйство выморочной городской весны и приход лета. Теперь появилось и время, и желание, хотя… – вот об этом «хотя» я старался не размышлять.
Каждый день без пяти минут девять я был возле почтового ящика. Вздрагивал при виде рекламных листков, с облегчением спускал их в мусоропровод. Иногда я думал, а что если спуститься вниз пораньше и поглядеть в глаза тому, кто приносит мне эти бумажки, но потом спохватывался, что рекламу разносит случайный человек, за гроши нанятый на должность рекламного агента, а повестку принесёт курьер, и нельзя предугадать, в какой день это случится.
Исполнив свой гражданский долг, я порой поднимался в квартиру, чтобы съесть обязательный бутерброд, а порой, если эта обязанность была выполнена ранее, сразу отправлялся на улицу. Сидеть в четырёх стенах было невмоготу.
Часам в одиннадцати я пешочком добирался в библиотеку. А куда ещё мне идти? Во всех общедоступных местах кишат люди, мне казалось, что они разглядывают меня и всё обо мне знают. Наверное, так начинается паранойя. Но мне плевать, пусть начинается. Меня проверяла куча всяких врачей, и все признали меня вменяемым.
