– Кому-то придется туда поехать, – проговорил он и развернул кресло, чтобы оказаться лицом к Бобу. – И этим кем-то буду не я. – В ванной шумела вода. – Напомни, что ты у нас опять забыл?
– Хелен попросила помочь ей искать бриллиант.
Джим обвел глазами кабинет – книги на полках, фотографии детей разных лет, медленно покачал головой и взглянул на Боба.
– Это же просто кольцо! – недоуменно прошептал он.
– Ну, ее кольцо, и она расстроилась.
Джим встал.
– Я целовал задницу Дику Хартли. И вот как он поступает. Они намерены посадить моего племянника, а ведь я специально ездил туда, чтобы не допустить вот этого вот идиотского либерального фашизма!
– Ты ездил туда, чтобы поддержать Зака и сделать все возможное, чтобы защитить его. Попытка не удалась.
Джим снова осел в кресло, оперся локтями на колени.
– Если бы только я мог выразить словами, – тихо проговорил он, – если бы я мог донести до тебя, как сильно я ненавижу этот штат…
– Ты до меня донес. Успокойся. На суд поеду я. У меня полно неиспользованных дней отпуска. Веди жену в оперу и купи ей новое кольцо.
Боб потер загривок. Он думал о том, что две трети членов семьи не смогли убежать. Он и Сьюзан (и Зак как ее неотъемлемая часть) были обречены с того самого дня, как погиб отец. Они старались, и мать старалась вместе с ними. Убежать смог только Джим.
Он шагнул к выходу, но брат вдруг поймал его за руку. Боб остановился.
– Что такое?
Джим смотрел в окно.
– Ничего, – ответил он и медленно убрал руку.
Шум воды стих. Открылась дверь ванной, и Боб услышал голос Хелен:
– Джимми? Ты же не будешь теперь злиться весь вечер? Сегодня «Ромео и Джульетта»! Мне бы не хотелось слушать эту прекрасную оперу, сидя между ворчливым мужем и ворчливой Дороти.
Она явно очень старалась, чтобы это прозвучало как шутка.
– Обещаю, милая, буду вести себя хорошо! – крикнул ей Джим, а Бобу сказал тихо: – «Ромео и Джульетта», господи боже мой! Вот это будет пытка!
Боб пожал плечами.
– По сравнению с тем, что творит наш президент в офшорных тюрьмах, поход в оперу с женой едва ли можно назвать пыткой. Но все относительно, я понимаю.
Он тут же пожалел о своих словах и приготовился услышать едкий ответ.
Однако Джим произнес, вставая:
– Ты прав. Я серьезно, ты прав. Дурацкая страна. Дурацкий штат. Увидимся. Спасибо, что помог ей искать бриллиант.
Боб шел домой. По пути то и дело попадались собачники, которые лениво тянули за поводки псов, обнюхивающих тротуар. Боб обходил собак, все глубже и глубже погружаясь в свои мысли. Он вспоминал время, когда еще работал адвокатом по уголовным делам. Он тогда любил представлять, как от его слов у присяжных зарождается пузырек сомнения, и этот пузырек закупоривает артерию, по которой шел стройный поток логических аргументов обвинения. А сейчас такой пузырек сомнения пульсировал внутри у него самого, зародившись после разговора с Джимом в Ширли-Фоллс. И хотя Боб только что узнал о новой опасности, грозящей Заку, он шел по улице и думал о своей бывшей жене. Джим отмахнулся от своих слов, когда они ехали назад в Нью-Йорк, но Боба это не успокоило, он просто не стал больше добиваться объяснений. Джим сравнил Пэм с паразитом. Сказал, что она много хочет и умеет добиться своего. Но если она действительно
