* * *
Утром Цикинджал спросил Златию:
– Почему бы тебе не остаться со мной?
– Зачем ты мне нужен? Кроме того, у меня есть уже два мужа, первый и второй, тот, который «second hand». Терпеть их не могу. Я всегда повернута к будущему как к главному неприятелю. Для того чтобы от него защититься, я вынуждена постоянно что-то предвидеть, направлять свою интуицию на поиски в невидимом грядущем, гадать, прорицать, испытывая ужас от всего, что может произойти и что неизбежно случится в этом приливе предстоящих старений, моих и чужих, потому что я знаю, старость не единична, и у меня их будет бесчисленное множество. Единственный способ перехитрить будущее состоит в том, чтобы забеременеть. Но мои мужья не понимают моих страхов. Какое им дело до какого-то еще не зачатого ребенка, до этой Америки, которая еще не открыта! Они живут в сегодняшнем дне и ничего не хотят знать об этом все еще недоступном континенте завтрашнего дня, моих мужей не интересует terra incognita.
– И где они, твои мужья?
– Внизу, возле твоей двери. Оба. Ждут, когда я спущусь.
– Откуда они знают, что ты здесь?
– Они всегда знают, где я. И ты бы знал, если бы был одним из моих мужей. Но ты не муж, поэтому прощай, душа моя! На прощание, чтобы тебя утешить, открою одну тайну.
– Говори.
– Возможно, этой ночью ты сделал мне ребенка. Возможно.
* * *
Молодой господин Цикинджал в совершенстве выучился танцевать танго, он регулярно бывал в парке, где собирались любители этого танца, покупал танцующим дамам мороженое, но никогда больше не встречал там Златию. А он одну ее и искал. Он думал: «Людей, которых мы ежедневно встречаем на протяжении долгого времени, по мере того как проходит время, мы видим все с бóльшим трудом, и в конце концов дело доходит до того, что мы их помним и храним в своем сознании такими, словно они на десяток лет моложе. Как будто они по-прежнему все еще такие, какими были в тот первый момент, когда мы их заметили и внимательно их разглядели. Так же происходит и с любовью. Златия для меня и дальше танцует свое танго там, в парке Гренобля, хотя ее здесь больше нет».
Он все больше любил ее, продвигаясь назад во времени, рисуя в воображении былые мгновения, одно перед другим, все дальше к началу их связи, и его любовь достигала своей высшей точки тогда, когда он сквозь время добирался до самой первой встречи глазами, когда он прочитал на ее платье те самые слова:
Я НОШУ ТУ, КОТОРАЯ МЕНЯ НОСИТ
Теперь, вспоминая таким способом ее и ее красное платье, он понял, что Златия была ввергнута в свою женскую природу, как в это платье, возможно даже вопреки своей воле, но противостоять этому она не могла. Так, в мыслях и воспоминаниях, достиг он и ее улыбки, которая казалась ему похожей скорее на какую-то прекрасную судорогу, словно смеяться ей было трудно.
