На небе мерцают звезды. Дистели мчится к ипподрому и там останавливается. Выходя из машины, он чувствует, что вдыхает мудрость осени, задерживает взгляд на дереве, уже поседевшем, а потом, воспользовавшись ключом для особой кнопки, поднимается лифтом прямо в кабинет управляющего букмекерской конторой господина Исайи Круза. Он застает господина Круза бодрствующим над счетами и убивает его, выпустив ему в шею три пули из «магнума». После того как лифт достигает первого этажа, Дистели вытаскивает ключ из замочной скважины и бросает его на пол лифта. В это время суток на ипподроме никого из персонала нет, но Дистели у выхода сталкивается с негритянкой в красной блузке и джинсах. Он торопливо удаляется, а она поднимает с пола ключ и едет на четвертый этаж.
Дистели опять в больнице. Револьвер с тремя оставшимися в барабане патронами он кладет в сейф своих больничных апартаментов и ложится в постель. Лежащий в постели в ожидании того, когда сны убьют в нем боль, он похож на бокал, в котором недопитое вино испарилось, ссохлось и превратилось в цветное стекло… После него в мире остаются одна царская борзая и одно совершенное преступление.
Когда мадам Маркезина Андросович-Лемпицка утром одного из следующих дней приходит в больницу навестить своего любовника, ее пропускают к нему очень неохотно. Они ненадолго остаются наедине. Дистели выглядит плохо, мадам Лемпицка с ужасом замечает, что он экономит взгляды, словно это деньги, которые могут истратиться.
И тут ей в голову через шляпу как молния ударяет страшная мысль: «А ведь действительно взгляды могут истратиться».
Собрав последние силы, с закрытыми глазами, Дистели протягивает ей «магнум», замотанный в фиолетовый платок. Она быстро сует его в свою сумку-рюкзак, сначала обрадовавшись, но тут же поняв, что эта вещь больше не имеет значения в жизни Дистели. Так же как и в смерти. Ужаснувшись, она зовет врачей. Ей сообщают, что у Дистели метастазы в животе.
Тут Дистели в последний раз открывает глаза и умирает со словами:
– Мне опять снился тот сон. Я был в будущем. В том будущем, которое наступит через четыре месяца и до которого я не доживу. Это было неописуемо! Семьдесят одна секунда вечности… Какое просветление! В конце одиночества начинается смерть!
Уже мертвый, Дистели выглядит нахмурившимся, словно по ту сторону он встретился с чем-то, что не вызывает у него одобрения. Он делает несколько движений бровями и совершенно неожиданно немного подвигается в своей больничной кровати, словно освобождая кому-то место рядом с собой.
