Страна моя идёт ко дну
Со мною заодно,
А мне обидно за страну
И боязно за дно.
Как мастеровито сделано это четверостишие! Но сколько в нём желчи, сколько неприкрытого цинизма… Конечно, есть много людей, для которых нет ничего святого. Но когда они зачем-то подаются в поэты, становится страшно. Вроде бы это просто юмор такой. Должно быть смешно, местами – по всей видимости – до упаду. Однако хочется убежать от такого юмора, закрыться от него и не знать, что он вообще возможен. Вероятно, такой иронией обладают патологоанатомы: «Гляжу – в стакане плещется вода. // Ну, думаю, опять землетрясение. // Куда бежать? И где искать спасения? // Ответа два – нигде и никуда».
В стихах Иртеньева нет добра и зла. Точнее, есть, но вот разницы между ними нет никакой. Мысли сформулированы чётко, но за ними не скрывается никакой человеческой оценки. Народ спивается? Хе-хе, пожалуйста, на то он и народ. Люди погибают? Ага, люди – хорошее удобрение. Кто-то совокупляется с козой? Занимательно…
Пусть твердят, что я зоофил,
Враки это,
Как сестру я тебя любил,
Лизавета.
Лирический герой Иртеньева живёт в каком-то постапокалиптическом мире, в котором все старые нормы и законы искажены практически до неузнаваемости. Чёрного и белого больше нет – остался только коричневый. Всё коричнево: небо, люди, взаимоотношения между людьми. Такой мир, конечно, существует только в сознании автора, но от этого менее ужасным не становится. «Длинная очередь грозной стеной // Стояла, как Родина-мать» . Какая разница – очередь за колбасой или память о народном подвиге? Для Иртеньева – никакой. Для вас ещё есть что-то святое? Почитайте «Повестку дна» – полегчает. Самое интересное, что автор с одинаковым презрением издевается и над страной, и над властью, и над соратниками-либералами. Очевидно, Иртеньев – финальная стадия своеобразной эволюции циника. Без идеалов. Без приоритетов. Без малейшего шанса допустить, что возможна некая «положительная программа». Ничто не свято, да и не может быть ничего святого в принципе, – вот что доносит до нас автор:
Женщина ребёнка родила,
Тоже, вы мне скажете, дела,
Это так, но в том-то всё и дело,
Что не просто женщина, а дева.
И не просто дева, а Святая,
Да к тому ж и на земле Святой.
Хоть и верю истово в Христа я,
Согласитесь, случай непростой.
В целом впечатление от книги довольно тягостное.
Где, где он, облик наш моральный,
Сиявший дивной чистотой?
Кругом лишь секс царит оральный,
И раздаётся мат густой.
