– Вы имеете в виду лексические изменения?
– Да-да. Фактически во всех странах за последние 700 лет поменялись не только лексика и фразеология, но и вся культура языка. И только итальянский язык за прошедшие столетия никак не изменился. Эта уникальная историческая особенность также позволяет нам сегодня воспринимать «Божественную комедию» как произведение близкое и современное. Подобный пример рождения языка случился и в Германии: когда Мартин Лютер перевёл Библию для немцев, он тем самым сделал немецкий язык таким, каким он не был прежде, но каким остаётся и поныне.
– Мне хотелось бы узнать ваше мнение о том, о чём неофициально идёт скрытая дискуссия. Как, по-вашему, Данте – мыслитель, поэт, философ, закрывающий эпоху Средневековья, или Данте открывает Возрождение?
– Данте закрывал Средневековье. Петрарка 40 лет спустя открывает Возрождение. Но знаете, всё-таки Данте действительно может по праву считаться более возрожденческим – не в хронологическом смысле, а в значительности своего воздействия на умы как своих ближайших потомков, так и мыслителей и поэтов более позднего времени, и наших с вами современников. Поэтому лично для меня Данте более дорог и прекрасен, нежели Петрарка.
– Тогда почему до сих пор так много загадок остаётся в его «комедии»? С одной стороны, автор использует народный язык, чтобы, как он заверяет, его смогло понять как можно больше людей, но с другой – он ведь тщательно и кропотливо выстраивает этот бесконечный смысловой лабиринт, специально запутывая ходы, чтобы всем – и современникам, и потомкам – трудно было пробираться сквозь «сумрачный лес»…
– Да-да, он нарочно всё запутывал! Потому что Данте пишет в библейском духе. Он не говорит с читателем прямо, он даёт ему лишь подтекст, который наводит человека на размышления. Это сама возможность размышления! Данте будит в читателе его собственную мысль. А в Средние века такое уважительное отношение к читателю, к его интеллекту было не только новым, но и прямо-таки революционным. Поскольку тогда властвовала над умами церковная догма, и любое инакомыслие, свободомыслие сурово каралось. А Данте выстраивает подтексты, и они сродни библейским аллегориям. Таким образом, Данте как автор создаёт свою собственную модель повествования, но в основах своих ориентированную на модель библейского разговора.
– По-вашему, что человек может верить или не верить в Бога. Атеисты были и во времена Данте, но, как вы думаете, прочитав «Божественную комедию», становится ли человек ближе к Богу?
