-- О нет, господа, я должен ехать, -- возразил новый обладатель уникального букета. -- Нужно позаботиться о цветах -- они стоят того. Прощайте, господа, гуд бай, сэр Николай!..
Он быстро пересек гостиную, на ходу фамильярно потрепал злого Василия, нагловато подмигнул моей жене и, торжественно неся перед собой на вытянутой руке букет голубые роз, исчез за входной дверью.
Мы смотрели ему вслед и не шевелились. Молчание было долгим, тягостным и неловким. На душе отчаянно скребли кошки, муторно выли бродячие псы и тоскливо скрипели ржавые петли садовой калитки -словом, было так, будто кто-то вилкой карябает по пустой тарелке. Словно какой-то кусок оторвали от сердца, растоптали и выбросили в мусорпровод. Хотелось выть и биться головой о дверной косяк, стихийное раздражение поднималось откуда-то изнутри и грязной мыльной пеной готово было выплеснуться наружу. Комната сразу уменьшилась, сжалась, потускнела, стала неуютной и серой, что-то погасло в ней, умерло, улетело... Недовольная физиономия жены выплыла из кухни.
-- Ну что, доволен? -- проворчала она. -- Заработал свой миллион? И всегда ты так, ничего у меня не спросишь -- все по-своему!
-- Ну что завелась? -- раздраженно ответил я. -- Ты ж сама хотела!
-- Я? А ты спросил? Может и хотела -- так ты узнай сперва, спроси, посоветуйся... Ну-ка, дай сюда миллион!
Вот так просто возьми и выложи ей миллион! Здорово, да?
-- Как же, держи карман шире! -- огрызнулся я, еле сдерживаясь, чтобы не добавить что-нибудь похлеще.
Сын Василий тоже кипел от обуревавших его чувств.
-- Ну ты, отец, и лопухнулся! Вот уж не ожидал! Я ж тебя пихал -а ты ноль эмоций. Миллион! Как же! Продинамил тебя этот фраер, этот аферист заморский, а ты лишь уши подставлял под его лапшу. Э-эх!..
-- Заткнись, -- зло бросил я ему и приготовился защищать свой карман от жены, которая грозно двинулась на меня с весьма серьезным намерением вырвать из него злополучный чек. Мы все трое набычились и, похоже, решили, что от слов пора переходить к делу. Кулаки, по-моему, чесались у всех. Сейчас, сейчас мы вцепимся друг другу в волосья и изольем друг на друга гнев, ярость и желчь...
Грозно и настойчиво прозвенел дверной звонок. Васька метнулся в прихожую, и в ту же минуту в комнату, грохоча и не вписываясь в повороты нашей малогабаритной квартиры, влетел пунцово-красный сэр Роберт Иванофф и, изрыгая слюну, шипение и американизированную нецензурщину, жестом оскорбленного короля Лира бросил на стол некое подобие веника.
