Несколько минут Джим молча читал напечатанный на листе текст. Внизу стояла подпись генерал-майора Габбинза.
— Все ясно? — жестко спросил Сайкс.
— Никак нет, сэр.
— Задавай вопросы сейчас, потом будет поздно.
— Это делается во имя интересов Великобритании?
— Само собой, лейтенант. Или ты не знаешь, что все, что делают англичане, делается только во имя интересов их великой родины?
— Я готов, сэр, — твердо повторил Джим.
Суровый взгляд подполковника потеплел.
— Я не ошибся в тебе, мой мальчик.
* * *
В течение двух дней группа была сформирована. В нее вошли сэконд-лейтенанты Уильям Додд, Кеннет Оукли, Филипп Ран, Кристофер Хендерсон, лейтенанты Александер Торнтон и Николас Честер. Старшим группы был назначен лейтенант Джеймс Кэббот. Все офицеры были сослуживцами, поэтому времени на знакомство и взаимную притирку не требовалось. Группа сразу же приступила к усиленным занятиям, которые начинались ежедневно в восемь утра и заканчивались в девять вечера.
Воинский эшелон тяжело затормозил на дальнем пути станции Минск-Центральный. Утомленные долгим путем немецкие солдаты, направлявшиеся на фронт, выпрыгивали из вагонов, чтобы поразмяться. Зазвучала губная гармошка. Вдоль эшелона торопливо шел смазчик, постукивая молотком по буксам колес.
— Да-а, это явно не Маастрихт, — вздохнул один из солдат. — То ли дело там! В увольнении садишься в поезд, и через сорок минут ты уже в рейхе, в Аахене… Ну, иногда англичане бомбят…
— Заткнись уже, — сплюнул другой. — Легкая служба кончилась. Началась настоящая война…
В составе эшелона было и несколько пассажирских вагонов. С подножки одного из них сошел на перрон невысокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, облаченный в длинный серый плащ и шляпу.
Солдаты, мимо которых мужчина прошел, проводили его насмешливыми взглядами.
— Кто это? — спросил толстый унтер-офицер.
— Небось какая-нибудь местная сволочь. Такие за кусок хлеба готовы родную мать продать.
— Ага, орут, что поддерживают великую Германию, а сами греют задницы в тылу, — поддержали другие солдаты.
— На фронт бы их, вшей кормить в окопах! Тогда живо узнали бы, каково это — воевать за фюрера…
— Ты-то больно много за фюрера воевал! — засмеялись вокруг. — Баб хватал за ляжки в своем Маастрихте! Теперь посмотришь, какие бабы под Витебском…
— А я бы всех славян поставил к стенке, — угрюмо заключил рослый одноглазый обер-гефрайтер со знаком «За 75 атак» на мундире.
— Ага, а кто тебе будет защищать Германию, когда все немцы закончатся? — озлобленно спросил у него толстый унтер-офицер.
