Граф де Ферзен поднял с удивлением на него глаза. Перед ним стоял всего лишь придворный ювелир, этот еврей Бёмер, и он, конечно, всегда был нужен её величеству. «Интересно, какую новую сверкающую побрякушку он притащил?» — подумал граф. Как бы он хотел оказаться на месте этого золотых дел мастера, чтобы самому предложить золотое украшение самой красивой женщине и понаблюдать за выражением её голубых глаз, которые непременно загорятся живым огнём, когда она будет рассматривать сверкающий камушек, такой же холодный, как и её сердце.
Он увидел, как дверь в кабинет отворилась, и туда нерешительно, с полуулыбкой на лице вошёл Бёмер. Де Ферзену ничего не оставалось, кроме как болтать с дежурным офицером в коридоре. Дверь кабинета закрылась.
В этот важный для себя момент Бёмер был чужд всякой сентиментальности. Он знал, что предлагает её величеству: чудесное ожерелье заполняло, казалось, собой всю вселенную. После привычных почтительных реверансов он видел перед собой только двух молодых женщин, которые непременно, кем бы они ни были по своему положению, не устоят перед приготовленным для них соблазном. Он был рад присутствию принцессы. Всем было известно, какое большое влияние экономка оказывает на свою госпожу, во всём, что касалось вкуса, Мария-Антуанетта всегда руководствовалась мнением приятельницы, и только потом своим собственным. Он чувствовал, как сильно стучит в груди сердце. Но он был уверен в себе и доволен этой встречей.
Бёмер обвёл взглядом кабинет. Какое великолепие, какая роскошь! Какие шкафы, какие двери, покрытые чёрным китайским лаком и позолотой, какое славное бюро за её спиной, украшенное медальонами из севрского фарфора, амурчиками, богинями, нимфами — розовенькими, голубенькими. Тёмно-синий с розовым оттенком толстый ковёр, сотканный на станках Обюссона, позолоченные стулья с сиденьями из белой парчи, на спинках богатая ручная вышивка — отдельные цветы и тяжёлые гирлянды. «Если подсчитать в уме общую стоимость всех собранных в этой комнате сокровищ, включая большие картины фламандских мастеров, то, вероятно, будет выше стоимости ожерелья, — подумал Бёмер. — Но ведь все эти сокровища — собственность французской короны, а то, что он принёс, — собственность только его, Бёмера, и Бассанжа».
Фрейлина в кринолине с высокой причёской встала, словно статуя, за стулом, на котором сидела молодая женщина в белом платье с кружевной косынкой из индийского муслина, наброшенной на плечи и пышную грудь. Это была новая королева Франции. Тереза де Ламбаль сидела рядом на низком сиденье без подлокотников. Она сразу встала, когда он вошёл. Она не могла позволить себе никакой фамильярности со своей госпожой в присутствии незнакомца. Обе грациозно приветствовали Бёмера.
