Хотя мы не виделись со времени моего первого пребывания в поместьи Норсмаура, то есть целых девять лет, он сразу меня узнал и с удовольствием исполнил мою просьбу, дав целую кипу газет. Я ему сказал, что путешествую по пустынному северо-восточному берегу Шотландии и почти месяц не читал никаких новостей. С этой кипой газет, – чуть ли не за целый месяц, – я отправился в таверну и в ожидании заказанного завтрака стал отыскивать все статьи и заметки под заголовками: «Хедльстоновское банкротство» и т. п.
По-видимому, это было очень скандальное, вопиющее дело. Тысячи клиентов Хедльстона обратились в бедняков, один из них при известии о прекращении платежей лишился рассудка. Но, странная вещь! Читая эти подробности, я скорее симпатизировал Хедльстону, чем его несчастным жертвам – до такой степени были сильны чары любви к Кларе. Разумеется, была объявлена плата за поимку Хедльстона, и как вследствие явного злостного характера несостоятельности, так и ввиду размеров общественного негодования эта плата была очень высока – целых 750 фунтов стерлингов. Далее печатались разные слухи о том, где скрывается злостный банкрот. В одном номере сообщалось, что он скрылся в Италии, на другой день констатировалось «из надежных источников», что он кочует между Ливерпулем и Манчестером, впрочем, в этот же день упоминалось, что его видели на Уэльском берегу, а в следующем номере той же газеты была помещена телеграмма из Кубы о его приезде… в Юкатан. Но ни в одном сообщении не упоминалось ни об Италии, ни об итальянцах, ни о какой-либо тайне.
Однако в самом последнем номере газеты была одна заметка, указывавшая, что дело Хедльстона не вполне еще выяснено. Должностные лица, проверявшие денежные книги, напали на след очень больших сумм, не выведенных в окончательных балансах. Суммы эти были занесены в книги Хедльстона за шесть лет до его несостоятельности, но нельзя было найти указаний, откуда такие суммы появились и куда они исчезли, они значились под каким-то именем без фамилии и затем под таинственными инициалами «X. X.».
Народная молва связывала эти инициалы с одной выдающейся особой королевского рода. «Предполагают, что этот трусливый бесноватый, – таков, помнится, был газетный эпитет по адресу Хедльстона, – скрылся с значительной частью этого таинственного фонда».
Я терзал себе мозг, стараясь найти связь между газетными сообщениями и тревогой Хедльстона, как вдруг услышал слова, с явно иностранным акцентом, одного посетителя таверны, спрашивавшего себе хлеба и сыра.
