– Дело в том, – сказала она, опускаясь на стул, – что мой муж не умеет рисовать.
– Да и мой не умеет играть, – добавила Эльвира.
– А мне кажется, что ваш муж должен хорошо играть, – возразила та.
– Он мне показался очень разносторонним и способным человеком.
– Он такой и есть, и вдобавок еще замечательно хороший человек, – сказала Эльвира, – но играть он не умеет и успеха иметь не будет ни при каких обстоятельствах.
– Но все же он не такой дикий чудак, как мой! Ваш по крайней мере умеет петь.
– Вы не понимаете Леона! – горячо возразила Эльвира. – Он совсем не претендует быть хорошим певцом – для этого у него слишком много понимания и вкуса; он поет лишь из нужды, чтобы иметь, чем жить. И, поверьте мне, ни тот ни другой – не чудаки и не шутники. Они люди с призванием, у них есть миссия, но они еще не могут найти дорогу, проявить себя.
– Кто они такие, я не знаю, – ответила жена художника, – но вы чуть не остались ночевать в поле, а я живу в постоянном страхе остаться без куска хлеба. Я полагаю, что призвание мужчины должно заключаться в том, чтобы как можно больше заботиться о жене. Но об этом у него нет заботы – ему бы лишь делать по-своему, разыгрывать не то шута, не то сумасшедшего. Ах, – воскликнула она, – разве не тяжко так думать о своем муже? Если бы он только мог иметь успех… Но нет, он не может!
– Есть у вас дети? – спросила Эльвира.
– Нет, но я могу ожидать…
– Дети многое меняют, – сказала Эльвира, вздохнув.
Вдруг послышался аккорд гитары, затем другой, третий – и раздался голос Леона. Обе женщины умолкли. Жена художника точно преобразилась. Эльвира смотрела ей прямо в глаза и читала все ее мысли, ее чувства. Песня, очевидно, пробудила сладкие воспоминания юности. Перед взором молодой женщины проносилась зеленая равнина Средней Франции, благоухали яблони в цвету, серебрились извилины красавицы-речки, слышались упоительные слова любви.
«Леон в ударе. Он попал в точку, – подумала про себя Эльвира. – Но как он смог угадать ее настроение?»
На самом деле это оказалось довольно просто. Леон спросил художника, не припомнит ли он какой-нибудь песни, которая была бы связана со счастливым временем его ухаживания за той, которая стала ему женой, с их объяснением в любви, и узнал то, что ему было нужно. Дав еще некоторое время женщинам наговориться, он вдруг запел простенькую, но поэтическую песенку о любви.
– Вы меня простите, сударыня, – сказала жена художника, – но ваш муж великолепно поет.
