Лицо у Васьки опухло от слез.
Я долго уговаривал его, и он наконец согласился. Я первый вошел в землянку. Анисим Иванович спал на деревянной кровати, укрытый лоскутным одеялом.
Васька бережно вытащил из-за пазухи портрет царя, послюнявил с обратной стороны и приклеил к стене. Мы смотрели, любуясь царем.
Анисим Иванович проснулся, оглядел землянку и остановил хмурый взгляд на портрете царя.
- Вася, - сказал он, - сними эту бумагу и спали в плите.
Тетя Матрена испугалась, а мы с Васькой остановились в растерянности.
- Спали, чтобы я не видел ее в хате, - повторил Анисим Иванович и устало закрыл глаза.
Я не понимал, почему Анисим Иванович велел сжечь царский портрет. Я всю жизнь мечтал быть царем и однажды чуть не утонул, переплывая глубокое место на Кальмиусе только для того, чтобы ребята назвали меня царем. И вдруг... сжечь?
Васька снял портрет, но тетя Матрена отобрала его, отозвала нас в сени и зашептала, грозя пальцем:
- Не говорите, что я заховала царя и не слушайте отца. Нельзя так. Царь-батюшка любит нас, думает о каждом, сердцем болеет.
Тетя Матрена перекрестилась.
На другое утро, когда я прибежал к Ваське, Анисим Иванович сидел на кровати, обняв сына и прижавшись жесткой щекой к его белобрысой голове.
- Не работник я теперь. Тебе, Василий, придется мать кормить.
- Не бойся, батя, - сурово проговорил Васька. - Я вас обоих прокормлю, и тебя и мамку...
В землянку вошел мой отец. Рядом с Анисимом Ивановичем он казался еще выше, чем был. Он пригнулся, чтобы не стукнуться головой о низенькую притолоку.
- Ну кому я теперь нужен без ног? - спрашивал Анисим Иванович у отца. - Одна дорога - в петлю...
Отец успокаивал его, советовал заняться сапожным ремеслом, говорил о помощи какого-то комитета, обещал купить сапожный инструмент.
На другой день он в самом деле принес домой целую кошелку ножей, колодок, деревянных гвоздей и, не раздеваясь, пошел к Анисиму Ивановичу. Я побежал за ним.
- Ну, Анисим, - сказал отец, входя, - веселись, брат, целую фабрику тебе принес.
Он поставил перед Анисимом Ивановичем кошелку и вынул из кармана пачку старых рублей, похожих на тряпки.
- Вот, ешь, пей и сапоги шей, а на горе наплюй. Если всю жизнь горевать, когда же веселиться?
- Спасибо тебе, Егор, - сказал Анисим Иванович. - Только ноги вот не купишь...
- Ничего, Анисим, - отец махнул рукой. - Знаешь, как пословица говорит: «Сам без ног, а смокнет за трех». Ты у нас еще героем будешь. Погоди-ка...
