— Эй, ты тут? — спрашивает она. — Я тебя развеселить хотела.
— Мне просто надо немножко сосредоточиться, — говорю я.
— Я вижу, что тебе неинтересно, — говорит она. — Ты все никак не можешь отвязаться от мысли, что я собираюсь сделать с собой что-то ужасное, верно? Если я иногда несу всякую чепуху, это еще не значит, что я и правда что-то сделаю.
— Тогда зачем ты заставила меня пообещать, что я помогу тебе это сделать?
Это произошло рано, в самом начале, как раз перед вентилятором. У нее был рвотный рефлекс, который не отпускал ее часами. Врачи сказали: бывает. Представьте бесконечные приступы сухой рвоты, когда вы парализованы. В конце концов врачи стали вводить ей наркотики. В голове муть, руки и ноги не слушаются, да еще выворачивает наизнанку — вот когда она впервые осознала, что ничего больше не контролирует. Я придерживал ее волосы, чтобы они не попали в тазик. Между приступами она еле успевала отдышаться.
— Обещай мне, — сказала она, — что когда я попрошу тебя это прекратить, ты это прекратишь.
— Что прекращу? — спросил я.
Она зашлась в приступе, длинном и судорожном. Я знал, о чем она говорит.
— До этого не дойдет, — сказал я.
Она попыталась что-то сказать, но ее снова скрутило.
— Обещаю, — сказал я.
Теперь, лежа в своей механической кровати в сползающей с плеч сорочке, Шарлотта говорит:
— Я знаю, тебе трудно понять. Но сама мысль, что есть выход, — она меня поддерживает. Я никогда этим не воспользуюсь. Ты же мне веришь, правда?
— Я ненавижу это обещание, ненавижу себя за то, что согласился его дать.
— Я никогда так не поступлю и никогда не заставлю тебя помогать.
— Тогда освободи меня, — говорю я.
— Прости, — отвечает она.
Я решаю выкинуть все это из головы и просто продолжать. Я теряю эрекцию и гадаю, что случится, если я скисну, — хватит ли у меня духу притвориться? — но гоню от себя эти мысли и продолжаю упорно трудиться на Шарлотте до тех пор, пока у меня не пропадают почти всякие ощущения. Ее груди одиноко свисают подо мной в стороны. Вертолетик на тумбочке у кровати включается и взмывает в воздух. Он направляет мне в лоб зеленый лучик, как будто мои чувства так легко распознать, как будто для них есть имя. Что он делает — шпионит за мной, изучая мои эмоции, или бездумно выполняет старую программу? Я думаю, что случилось: может, хэш-ридер не справился, или операционка перескочила на прежнюю версию, или «Гугл» снова овладел им, или он работает в каком-то автономном режиме. А может быть, кто-то взломал андроидные очки или… в этот миг я смотрю вниз и вижу, что Шарлотта плачет.
