Старик был одет в красный фланелевый халат, рубашку и поношенные хлопчатобумажные брюки. Двадцать лет назад он начал терять волосы, и теперь его голова почти совершенно облысела, а жалкие остатки волос были совершенно седыми. Большие круглые очки, которые он носил, безнадежно вышли из моды задолго до того, как рухнул коммунизм. Слегка отвисшая нижняя губа придавала его лицу обманчивое выражение добродушия.
Однако священника это не обмануло.
Робкие лучи декабрьского солнца создавали между окном и столом подобие коридора света, в котором плавали тысячи пылинок. Одна из них опустилась на элегантный рукав духовного лица. Священник щелчком смахнул её, не глядя.
От нациста не укрылась непоколебимая уверенность этого движения. Но ему требовалось время, чтобы прийти в себя, поэтому он снова изобразил равнодушие.
- Не желаете ли чего-нибудь выпить, святой отец?
- Я не хочу пить, доктор Грауз.
- Почему вы так упорно продолжаете называть меня этим именем? Мое имя Хандвурц. Бальтазар Хандвурц.
Священник не обратил внимания на его слова.
- Должен признать, что вы чрезвычайно умны, - заметил священник. - Когда вы получили паспорт, чтобы бежать в Аргентину, никому и в голову не пришло, что через несколько месяцев вы вернетесь в Вену. Разумеется, это было последнее место на земном шаре, где вас стали бы искать. Подумать только, всего лишь в семидесяти километрах от Шпигельгрунда! И всё это время Визенталь прочесывал Аргентину, даже не подозревая, что вы прячетесь в двух шагах от его кабинета. Какая ирония!
- По-моему, это действительно смешно. Вы ведь американец, верно? Вы отлично говорите по-немецки, но акцент всё равно вас выдает.
Священник положил чемодан на стол, не отрывая взгляда от собеседника, и достал оттуда помятую папку. Первым документом, который находился в ней, была фотография молодого Грауза, сделанная в больнице Шпигельгрунда во время войны. Вторая карточка была вариантом первой, но на ней благодаря современным технологиям доктор выглядел гораздо старше.
- Вы не находите, что эта технология действительно превосходна, герр доктор?
- Это ничего не доказывает. На такое способен любой. Я, знаете ли, тоже смотрю телевизор, - ответил тот, однако в голосе его прозвучала легкая неуверенность.
- Вы, конечно, правы, это еще не доказательство, - ответил священник. - Зато вот это - уже доказательство.
Он выложил на стол пожелтевший лист бумаги с напечатанной на нем черно-белой фотографией. Фотографию окружали выведенные чернилами буквы: "Testimonianza Fornita", и здесь же стояла печать Ватикана.
