— Что вы сказали?
— Мне не нравятся ваши вопросы, это неправильные вопросы, — со злостью ответил Дэвид. И как-то совсем по-детски надув губы, он отвернулся от Педерсона и стал смотреть вдоль улицы, идущей к центру города. На тротуаре, шагах в ста, стояла девушка с телеграфа; на ней было то же цветастое платье, что и вчера. Быть может, Дэвид повернул голову в эту сторону потому, что еще на ходу увидел девушку, но вряд ли — он сейчас же быстро отвернулся и, по-видимому, даже не успел заметить, что она направилась к нему.
Педерсон, который сначала растерялся, а потом обиделся, ничего не заметил. Он тоже отвернулся, но в другую сторону. Оба остановились, как щенки, которые затеяли возню и вдруг замерли, не помня или не зная, что теперь нужно делать.
— Беда в том, что вы стараетесь думать за меня, а я — за вас, — немного погодя сказал Дэвид. — Если Луис умрет, значит он получил смертельную дозу облучения, которую вычислят физики, а если выживет, то, быть может, потому, что врачи что-то придумали.
Они молча поглядели друг на друга и снова пошли к больнице, так же медленно, как и прежде.
— Я все еще не знаю, как сильно было облучение, — опять заговорил Дэвид. — Знаю только приблизительно, как и Луис, как, вероятно, и все остальные, и, разумеется, доза очень велика. Но сколько ни говори, разве это, что-нибудь изменит? Вас интересует, как она велика? То есть, вы хотите знать, есть ли основание надеяться или же — какой же другой путь? — все бросить и разойтись по домам? Какой величины эта большая доза? Иначе говоря, когда большая доза становится смертельной? Основания для надежды — наше невежество, и я напрасно сказал, что нет никаких оснований. Вот вам первое. Не надо недооценивать наше невежество. Какова смертельная доза общего ионизирующего облучения? Шестьсот рентгенных эквивалентов, — так стали писать с начала нынешнего года. Прежде об этом не писали. Знаете, я был на одном заседании, где пытались определить уровень смертельного облучения, просто чтобы создать хоть какой-то порядок из полного хаоса. Подсчеты колебались от четырехсот до двух тысяч рентгенных эквивалентов. Все говорили наугад, и это после Нагасаки и Хиросимы! Мы и до сих пор гадаем. Шестьсот — это цифра, принятая на одном таком заседании, и возможно, она была тоже названа наугад кем-то, кто торопился на поезд и не испытывал благоговения перед бессмысленными цифрами. Надеюсь, мы еще долго будем гадать. Трудность в том, что все данные, которыми мы располагаем, основаны на опытах с мышами, собаками и кроликами. Эти данные весьма многочисленны, причем получены они в условиях строгого лабораторного контроля. Но эти данные не совсем применимы к людям. Они ведут к упрощению и догадкам. Надеюсь, эта трудность тоже будет существовать еще долго.
