В этом известии очень ясно рисуется весь ход дела: мужики вовсе и не думают постничать – идут, по обыкновению, в питейный, но останавливаются тем, что вино очень дорого… И прежде оно им недешево обходилось, но все еще было сносно; теперь последняя капля перелила через край, невтерпеж стало… Мужикам бы приятней было заставить откупщика понизить цену, – как они и пытались в некоторых местах, узнав, что и начальство того же хочет.[2] Но тягаться с откупом трудно; мужик знает это и решается на самую крайнюю форму протеста, какая только осталась в его воле, – не покупать вина… Тут присоединяется и давно затаенная злоба к откупу, и сознание тех неприятностей и бед, какие, может быть, не раз пришлось испытать от кабака, и решение все крепнет. Слух о том, что и другие так делают, еще более убеждает мужика, что его намерение очень естественно и законно… И вот, даже без торжественного уговора, без составления общества, народ во многих местах отказывается от вина… Жалобы откупщиков на недобор слышались даже и в таких местностях, где вовсе не было обществ трезвости: Безмолвная, фактическая протестация против откупа обнаружилась почти повсеместно тотчас после Нового года, когда установилась новая цена водки (в некоторых местах еще и ранее); а общества трезвости стали организоваться в великорусских губерниях уже позже, хотя тоже довольно скоро. В половине января было уже известие о попытке образования общества трезвости в Курской губернии («Указатель политико-экономический», № 2); к концу января напечатано было известие о подписке не пить вина, предпринятой в Саратове; в начале февраля уведомляли об образовании общества в Балашове; в половине февраля писали о зароке, данном крестьянами села Хотуши в Тульской губернии. К концу февраля общества трезвости существовали уже во многих уездах губерний Владимирской, Пензенской, Екатеринославской, Тверской… Тут только самые неверующие убедились в прочной несомненности факта и перестали уверять, что это минутная вспышка, которая ничего не значит. Дело принимало слишком обширные размеры, и уже невозможно стало игнорировать его… Но как же объяснить такое непонятное явление? Ведь невозможно, чтоб народ решился противодействовать откупу просто потому, что почувствовал его тяжесть? Как же объяснить?
В великой России нельзя было указывать на ту причину, которою объяснялось народное движение в литовских губерниях. Никакой систематической проповеди, никакого религиозного института для распространения трезвости у нас не было. Напротив, при нескольких случаях церковного участия в решимости крестьян не пить, – было несколько случаев и совершенно в другом роде. Например, из Крапивинского уезда Тульской губернии сообщали («Московские ведомости», № 97):
