– Грустно мне от вас, Сергей Петрович, это слышать, очень грустно! – сказала Мамилова.
– Нет, позвольте, это еще не все, – возразил Хозаров. – Теперь жена моя целые дни проводит у матери своей под тем предлогом, что та больна; но знаете ли, что она делает в эти ужасные для семейства минуты? Она целые дни любезничает с одним из этих трех господ офицеров, которые всегда к вам ездят неразлучно втроем, как три грации. Сами согласитесь, что это глупо и неприлично.
– Послушайте, – сказала Варвара Александровна, – если вы в самом деле так несчастливы, то я вас не оставлю: я буду помогать вам словом, делом, средствами моими; но только, бога ради, старайтесь все это исправить, – и вот на первый раз вам мой совет: старайтесь, и старайтесь всеми силами, доказать Мари, как много вы ее любите и как много в вас страсти. Поверьте, ничто так не заставит женщину любить, как сама же любовь, потому что мы великодушны и признательны!
– Женщине трудно доказать любовь, – возразил Хозаров, – она часто самой сильной страсти не понимает.
– Никогда!.. Готова спорить с целым миром, что женщина видит и чувствует истинную любовь мужчины в самом еще ее зародыше. Но чтобы она не поняла сильной страсти, – никогда!
– Я испытываю это, Варвара Александровна, на себе.
– Что ж вы думаете, что ваша Мари не сознает и не понимает вашей любви, если вы только истинно ее любите?
– Я говорю не про жену, – вы не хотите меня понять.
– Не про жену?.. Вы говорите это не про Мари?.. В таком случае я действительно вас не понимаю.
– В том-то и дело, Варвара Александровна, что женщины не понимают сильной страсти.
Варвара Александровна несколько минут смотрела на Хозарова с удивлением.
– Я вас сегодня совсем не понимаю, – проговорила она.
Хозаров пожал плечами.
– Вы или больны, или очень расстроены, и потому прощайте! – продолжала она, вставая.
– Одно слово! – произнес Хозаров. – Позвольте мне сегодня вечером быть у вас.
– Зачем? – спросила Мамилова, устремив на собеседника вопрошающий взор.
– Именем нашей дружбы заклинаю вас, позвольте мне.
– Хорошо; но только с условием: прийти в себя и не говорить того, что вам стыдно, а для меня обидно слушать.
Проговорив это, она подала Хозарову руку, которую тот с жаром поцеловал, но которую Варвара Александровна вырвала стремительно и проворно вышла из кондитерской.
Оставшись один, Хозаров целый почти час ходил, задумавшись, по комнате; потом прилег на диван, снова встал, выкурил трубку и выпил водки. Видно, ему было очень скучно: он взял было журнал, но недолго начитал. «Как глупо нынче пишут, каких-то уродов выводят на сцену!» – произнес он как бы сам с собою, оттолкнул книгу и потом решился заговорить с половым; но сей последний, видно, был человек неразговорчивый; вместо ответа он что-то пробормотал себе под нос и ушел. Хозаров решительно не знал, как убить время.
