Вскоре в расплывшейся пустоте его разума все мысли погасли. Он ходил вечно спешащий, сосредоточенный, молчаливый и страшный по улицам большого города.
И только в редкие мгновения, когда вдруг доносился скорбный зов Эоловой арфы, возвращалась к нему память о Ревекке.
С криком «зовёт» бросался несчастный на зов.
Но ветер стихал или, за поворотом улицы, больше не было слышно зова, Антоний забывал и снова спешил куда-то по улицам города.
Иногда сочетание действительной жизни с чем-нибудь прошлым, случайно и редко бросавшееся ему в глаза, на мгновение воскрешало в нём былое.
Так, однажды, он увидел в окно кареты жест махнувшей кому-то женской руки в чёрной перчатке, и лицо его вдруг задрожало, глаза жалобно уставились в исчезавший экипаж и с детским воем он бросился за ним.
Когда раздавались звуки шарманки, он останавливался, вытягивал шею и напряжённо, с бессмысленно бегавшими глазами замирал и прислушивался к какому-то нежному эху души, каких-то чудных воспоминаний.
Однажды, ярко сверкнул блестевший на солнце пустой нарядный катафалк, стоявший у подъезда.
Смерть и похороны промелькнули в больном сознании Антония и безжалостно рванули его сердце.
С безумным воплем тоски и отчаяния бросился он на катафалк в дикой надежде найти забвение своим страданиям в бешеном срывании блестящих украшений катафалка.
Все привыкли к этой странной фигуре, и когда она вырисовывалась вдруг в перспективе улицы, то в сиянии жарких лучей летнего солнца, то в сером полумраке гнилой зимы, – никто уж не думал и не интересовался, и все только спешили подальше обойти его.
Была исключительная для юга холодная зима.
Короткий день подходил к концу. Ветер уныло завывал, рвал в узких и пустых улицах. Редкий прохожий торопливо спешил к своему очагу.
Антоний шёл по улице, по обыкновению не замечая ни холода, ни надвигавшейся ночи.
В воздухе пронёсся жалобный протяжный стон. Антоний вздрогнул и насторожился.
Новый требовательный вопль огласил пустую улицу.
– Зовёт! – вскричал Антоний и рванулся вперёд.
Неясно вырисовывалась бесконечная кладбищенская ограда.
Здесь, на просторе, злее бушевала вьюга и, срываясь со скалистых обрывов, неслась с воем в тёмную бездну грохотавшего там внизу необъятного моря.
Антоний направился к знакомому пролому в ограде кладбища.
Сквозь голые деревья в вихрях снега белели неподвижные мавзолеи, колонны и плиты.
Вдали показался тяжёлый мавзолей, а его стоны и мольбы точно превратились в страшный надрывающийся рёв.
