Поздно приехал старый еврей и совсем больной. Не ругал приказчика, не позвал даже и сейчас же приказал согреть ванну. Принял ванну, но идут там, в печени, камни и стонет от боли старый еврей в холодном каменном мрачном доме. Под высокие потолки уходят его стоны, свечка едва прерывает мрак большой и пустой комнаты.
Когда-то с торгов купил он это имение и клял владельца, когда, приехав, не нашёл никакой мебели. Хотел купить новую, да так и не собрался.
– Ой, как болит там в печени… И зачем купил он тогда это имение? Давали отсталого, зачем не взял?
Так и заснул он, вздыхая и охая: старый, тяжёлый, рыхлый…
Спит и снится, ему нехороший сон: кто-то ломится к нему в двери, чтобы обокрасть его. Проснулся от страха старый еврей и не спит уже, а слышит: стучат к нему в двери.
– Кто там?
– Отворите: полиция, урядник.
– Что такое? Зачем урядник?
Дверь отворена: толпа людей, урядник.
– Позвольте ваше разрешение на приезд.
– Что такое? Какое разрешение? Я хозяин здесь и имею право…
– Одевайтесь.
– Что такое одеваться? Зачем одеваться?
– Чтоб ехать назад: лошади поданы.
– Что?.. Вон. Не поеду.
– Тогда этапным порядком отвезут, – вот понятые.
– Какие понятые? Я больной. Как вы смеете?.. Я губернатору буду жаловаться, я буду телеграфировать министру… Да что вы себе думаете?
– Насильно оденем, – хуже будет…
– Что же это?.. Ну, на, возьми…
Старый босой еврей пошёл к кровати тяжёлой разбитой походкой, вытащил из-под подушки большой грязный кошелёк, достал рублёвку и протянул её уряднику.
– Будьте свидетелями, – подкупает, – обратился урядник к понятым.
– Что ж это, – растерянно оглянулся кругом старый еврей. Он заговорил упавшим голосом: – я больной, я старый… Господи, за что же?
Он присел на стул, толпа понятых и сам урядник, молча, потупились:
– Что мы можем? Закон.
В дверях показался в это время рыжий плутоватый приказчик.
Вид этого приказчика сразу вызвал бешеный гнев.
– А, это ты, ты… Тебе это надо… Моих денег не берут: у тебя больше чтоб подкупать.
И брань, проклятия посыпались на вошедшего.
– И все вы мошенники, кровопийцы, разбойники, – кричал исступлённо еврей.
– Одевайте его, – скомандовал потерявший терпение урядник.
Старого еврея одели и на руках снесли в плетушку.
Шёл дождь, завывал ветер, колыхалось пламя фонарей, ветер рвал старую, седую бороду, рвал и уносил последние слова уезжавшего старого еврея:
– Хуже последней собаки… И той можно издохнуть в своей берлоге.
Но уже больше ничего не было слышно.
