Кобрян прищурился и как только мог надменно сказал:
– Г-н телеграфист, не угодно ли вам взять окно на крючок?
– Ветра нет, – нерешительно было запнулся телеграфист.
– Не угодно ли вам взять на крючок, когда вам говорят?! – рявкнул Кобрян.
И сразу, вдруг освирепев, Кобрян уставился дикими, налившимися глазами в маленького телеграфиста.
– Так их, так, – самодовольно прошептал отец Кобряна, тут же на платформе чинивший рыбацкую сеть.
Телеграфист сконфуженно, нехотя надел крючок.
– То-то, – проговорил молодой Кобрян, – у меня не долго накочевряжишься.
– Я не могу, я его сейчас осажу, – вспыхнув, прошептала телеграфистка и громко крикнула: – А вам не стыдно таким невежей держать себя?
– Не стыдно, барышня, – ответил Кобрян, одним прыжком очутившись у самого окна. – Я всякого осажу и на точку поставлю, кто свой нос суёт туда, где его не спрашивают.
– Вот так пристыдила! – фыркнул в свою сеть старик Кобрян.
Телеграфистка растерялась и сконфуженно ответила:
– А, так вы так – хорошо же!
– Очень хорошо! так и запишите, – упрямо ответил Кобрян.
– Вы так и с женой своей будете обращаться? – окликнула ещё раз уходившего Кобряна телеграфистка.
– Я жену свою за косы таскать буду, если она не в своё дело сунется, – ответил, не поворачивая головы, Кобрян.
– Не знаю же, какая дура за вас пойдёт после этого! – крикнула телеграфистка.
«Только не ты», – подумал старик Кобрян. – «При нашем теперешнем положении, за нас любая купчиха из города с руками и ногами»…
– Чего другого, а этого добра хоть отбавляй, – всё по-прежнему, не поворачивая головы, крикнул молодой Кобрян.
– Ну, так вы с этих пор обо мне забудьте! – окончательно рассердилась телеграфистка.
– А, так вы так, – заговорил Кобрян, быстро возвращаясь назад. – Так не угодно ли вам, на основании инструкции, удалиться из дежурной.
Телеграфистка растерялась и съёжилась.
– Я вам не мешаю…
– Не угодно ли выйти! – упрямо настаивал Кобрян.
Хотя Кобрян стоял перед ней непреклонный и твёрдый, но в его глазах, где-то далеко, далеко, другой Кобрян невольно любовался красивой зарумянившейся телеграфисткой. К тому Кобряну и запротестовала телеграфистка на Кобряна – начальника станции.
Но уже было поздно.
Все были свидетелями, и все с любопытством ждали, на чьей стороне останется победа.
Сторож бросил подметать; стрелочник, бежавший смазывать свою стрелку, остановился с открытым ртом, с самодовольно глуповатой физиономией; дорожный мастер, работавший невдалеке с артелью, подвинулся поближе к месту действия; отец-рыбак, подняв перед собою сеть, внимательно и самодовольно рассматривал на свет всё ту же дыру. В отдалении звякнули шпоры и на платформу, не спеша, начал подыматься по лестнице, звеня и распространяя вокруг себя запах свежей юхты, седой, толстый жандарм.
