) глазами, какими будет смотреть Иван Никифорович? Она единственное дитя наше, наша радость, наше утешение; а что она для него? Деревенская барышня, дочь нечиновного дворянина, без всякого светского образования, помеха всем честолюбивым его видам и вдобавок ко всему этому – бедная девушка, которая, по смерти отца и матери, получит пятьдесят душ!.. О
мой друг! и пр.» (ч. IV, стр. 258–259). – «Вот как бы за нею было душ хоть
двести», – прибавил он… Тут явился Курочкин с поклонами и трепетом, чуя беду; распечатал конверт – там купчая на село Воздвиженское, состоящее из
четырехсот тридцати семи душ, со включением в их число и Курочкина; купчая на имя Мирошева… О великодушный граф!.. И как все это кстати!.. Добродетельный Мирошев простил Курочкина и, несмотря на сопротивление Прохора, отпустил его на волю даром. Тут, как нарочно, и старый Кирсанов раскаялся в своей гордости и – шасть на двор… Боже мой, как все это кстати!.. Говорите после этого, что на земле нет счастия!..
Вы думаете – конец: нет еще! Автор понял, как больно читателю будет расстаться скоро с такими прекрасными и нравственными людьми, каковы герои его несравненного, романа: он показывает нам их всех ровно через пятнадцать лет после знаменитого дня чтения купчей. Бывшая Варенька Мирошева, а теперь Варвара Кузьминишна Кирсанова, стала женщиною прекрасною, но дородною… Удивительное счастие для героинь романов г. Загоскина – чуть перестанут сентиментальничать и выражаться «высоким слогом» – тотчас и разжиреют: видимая благодать божия!.. Марья Дмитриевна уже очень поустарела, а Кузьма был еще довольно свеж. У дородной Варвары Кузьминишны было две дочери и сын. Автор показывает нам всех их за чаем, под липкою: умилительная картина семейственного счастия!.. Тут сидит и старик Кирсанов, и новохоперский городничий Костоломов, и новохоперский уездный врач Логинов, супруг Дуняши. Из их разговоров узнаем, что – Алексей Панкратьич Курочкин, сын бывшего приказчика, теперь уездный заседатель, – тот, что было лез в женихи Вареньке, – попал в уголовную. Вертлюгина по духовной покойного мужа владела его имением; племянник его вступился и доказал, что духовная фальшивая и что Вертлюгина вложила перо в руку уже умершего своего сожителя и подписала таким образом духовную, а дуралей Курочкин подписался свидетелем… Боже мой! какие гнусные дела творились в те блаженные времена, когда «не благоговели перед наукою, как перед святынею, и не поклонялись искусству, как божеству, когда тверже верили и пламеннее любили, чем теперь»!..
