по имени деда; а потом через поколение называются
Романовыми по имени Романа, внука Захарьи, и, в свою очередь, деда знаменитого Федора (Филарета) Никитича. Итак, за ними удержалось не прозвище древнейшее: Захарьины, а позднейшее прозвище: Романовы. Все такие обстоятельства родовому быту противоречат. Далее: все эти явления, которые, по мнению автора, доказывают начало родовое, находятся, как ему самому известно,
только в служилом сословии; странно, что автор как будто не замечает этого и делает от них заключение к целому народу; он говорит, по нашему мнению, без всяких на то прав: «В глубине жизни народной коренилось начало родовое». Вопрос о родовом быте, которого мы лишь слегка здесь касаемся, разобран нами обстоятельно в статье нашей, помещенной в первом томе «Московского сборника». Нам бы весьма было желательно услышать, также
обстоятельные возражения на нее от кого-нибудь из защитников родового быта.
Вот наши замечания. Они не противоречат главной мысли автора. Необходимо прибавить, что отношения государя к дружине, или в половине XVI века царя к боярам, что вся эта борьба совершилась во внутреннем составе правительственном; все это происходило без участия народа, так сказать, над народом, а не в нем самом.
Думаем, что не худо кинуть здесь беглый исторический взгляд на государственную власть в России в ее внутреннем составе.
Первые три брата-князя, призванные славянами, пришедши с дружиной, сейчас разместились по городам, и с первого же разу видим мы явление, совершенно противоположное единодержавию: сейчас являются три князя. При Олеге, Игоре и Святославе, по-видимому, возникает единодержавие, но совершенно случайно, ибо у этих князей не было братьев. К тому же договоры их с греками показывают, что в городах было много подручных им князей. Впоследствии, когда род княжий размножился, вся Россия управлялась всем этим княжьим родом, всеми наличными князьями. Таким образом, Россия не представляла единого, цельного государства, но, с другой стороны, не представляла и отдельных государств, не представляла даже федеративного государственного союза, ибо владения князей были непрочны, и они сами переходили из города в город. Возможность этих переходов показывает, что в то же время почва была одна, что вся Россия была едина. И точно, Россия была едина, как одна русская земля, соединенная верой, языком, жизнью и бытом; но, как русское государство, целости она не представляла. На единой русской земле строились государственные перегородки; князья вместе со своими дружинами переходили из города в город, ссорились, сражались, выгоняли друг друга. Несложившееся государственное устройство носилось над землей. Но как же могла выносить русская земля такое беспокойное государственное устройство, это множество воинственных, задорных князей, сейчас прибегающих к мечу в своих спорах? Мы же знаем притом, что в каждом городе собиралось народное вече. Ответ на это один: менялись князья, но отношение их к народу не менялось; устройство народное от этой перемены не терпело: и потому Ростислав или Изяслав, Всеволод или Олег, – для народа было все равно, ибо отношение князя к народу и народное устройство оставались те же: какое же тут дело до лица самого князя? Все эти споры и ссоры князей были делом промежду их; в этом деле непосредственное участие принимали их княжьи дружины. Народу не было дела до их родовых счетов, до их прав на старшинство; родовое устройство, бывшее отчасти в Рюриковском роде (роде пришлом, не забудьте), чуждое русскому народу совершенно, не могло возбуждать в нем участия; ни даже быть ему понятно. Впрочем иногда народ вмешивался в княжью борьбу; это бывало или когда эти беспрестанные сражения уже слишком вредили его материальному благосостоянию, – и тогда народ удалял от себя князя, из-за которого шел спор; или же когда князь им лично был по душе, – и тогда народ вооружался за него, как например, Киев за Изяслава Мстиславича. Но и тут, если борьба должна была быть тяжела и разорительна для общественного благосостояния, народ говорил даже и любимому князю (например, тому же Изяславу Мстиславичу): мы тебя любим, князь, но нечего делать, иди прочь: не твое время. Иногда ссорились и воевали город с городом, и тогда князья были их военачальниками и служили иногда для них предлогом. Скажут, что такое устройство было для народа обременительно, имело много недостатков: нет спору; но какое же их не имеет? И так как всякое устройство имеет свои недостатки, то русская земля терпела и это устройство, стараясь по возможности уменьшать его неудобства и брать против них меры, не участвуя в княжьих распрях и иногда прекращая их, через объявление князю, чтобы он удалился; дальнейшее улучшение государственного устройства русская земля предоставляла времени и постепенному ходу жизни. Итак, русской землей владели
