— Для некурящих, — сказал штаб-ротмистр Маркушин.
— Ну, я не мастер. Это дивизионер наш мастак был солёные анекдоты рассказывать. А, Саша, расскажи.
Саблин пожал плечами, давая тем понять Ротбеку, что его положение старшего полковника, флигель-адьютанта и недавнего вдовца не позволяет ему рассказывать анекдоты.
— Позвольте, я расскажу, — сказал корнет Гривен, вчера приехавший в полк.
— Слушайте, слушайте, господа, молодой зверь будет анекдоты рассказывать! — крикнул Ротбек, за руку, как артист выводит танцовщицу, выводя на середину комнаты молодого офицера.
— Silence!
— Attention!
— Achtung!
— Смирно!
— Смирно, лучше всего, — раздались голоса, вконец смутившие молодого рассказчика.
— Это было тогда, когда только что разрешили дамам ездить на имперьяле конок, — начал Гривен, — и вот молодая и очень хорошенькая девушка стала подниматься по лестнице, а внизу стоял молодой человек.
— Старо, старо, как мир. Зверь, вы не выдержали экзамена.
— Позвольте, я знаю несколько лучше на ту же тему, — сказал барон Лизер.
— Ну валяй, барон!
— Когда Бог создал женщину, он вывел её на суд для апробации и критики художнику, архитектору и обойщику.
— О! О! — И он думает, что скажет что-либо новое! — воскликнул Ротбек. — Милые мои, верите ли, что новые анекдоты случаются только в жизни, да и то всегда скверные анекдоты.
— Господа, кажется, выстрел. Стреляют, — сказал граф Бланкенбург.
Все сразу стихли. Недалеко, чётко и звучно, в ночной тишине раздавались выстрелы. Вдруг протрещало пять выстрелов пулемёта, ударил ещё раз и смолк, и снова таинственная тишина стала кругом. Все вышли на улицу. Офицеры, кто в фуражке, кто без неё, стояли и прислушивались.
— Это наши, — сказал Артемьев.
— Почём ты знаешь? — спросил его Маркушин.
— Звук, направление. Мне так кажется.
— Конечно, это наши, — сказал Саблин. — Показалось кому-нибудь на заставе, что подходят, вот и стали стрелять.
— А, может быть, и правда кто подошёл. Разведчики его, — сказал Артемьев.
— Ух и страшно, должно быть, теперь на заставе, в лесу. У-у-у! — сказал Ротбек. — Ничего не видно.
— Это так со света кажется, что ночь такая тёмная, а если приглядеться, то видно, — сказал Артемьев.
— А который, господа, теперь час? — спросил Ротбек.
— Второй уже.
— Надо бы и поспать. А то завтра тяжело будет.
Офицеры стали устраиваться где попало. Ротбек и штаб-ротмистр Маркушин улеглись на столе, подложив шинели под головы, кто улёгся на лавках, кто на сдвинутых стульях, кто на полу. Саблину еврей предложил свою кровать, но Саблин отказался и сел в углу, облокотившись на подоконник.
