— Как я выгляжу?
«Слишком молодо, — подумала Елена. — Слишком молодо, чтобы носить так туго зашнурованный корсет или лиф с таким глубоким вырезом. О-о, что подумают люди?»
Зрачки Люсинды теперь расширились от белладонны и блестели. Они казались темными, словно скрытые во тьме пруды, освещенные луной.
— Думаю, что ты выглядишь хорошо, — наконец произнесла Елена.
Но Люсинда не дождалась ответа. Она уже стояла у двери на лестницу, которая вела в кабинет дяди. Еще год назад, до смерти ее отца, в коридорах было светло, потому что горели лампы. Но после приезда дяди Карлоса все изменилось. Он терпеть не мог ненужных трат. Обычно он ходил по коридорам и тушил свечи. «Нужно экономить! — кричал он всем, оказывающимся в пределах слышимости. — Экономить!» Но глаза Люсинды с красиво расширившимися зрачками прекрасно видели в сумраке. Тем не менее она шла вперед, придерживаясь одной рукой за обшитые деревом стены, поскольку от мышьяка у нее слегка кружилась голова.
* * *
Карлос Дасана гневно смотрел через стол, заваленный бумагами, и грозил племяннику толстым пальцем:
— Неужели ты не понимаешь, во что вляпался?
Джеральдо Сильвейра поменял положение на жестком деревянном стуле — возможно, чтобы поправить камзол или чтобы скрыть выражение глаз. Ему было смешно. Длинными пальцами он перебирал кружевные манжеты рубашки.
— Я извиняюсь, тио[6] Карлос…
— Не оскорбляй меня своими извинениями! Ты убил человека, Альдо! Нельзя извиняться за убийство! Дуэль на улице! За это вешают! — Карлос так сильно стукнул кулаком по массивному деревянному столу, что стопка бумаги подпрыгнула. — А тот, кого ты убил, был твоим кузеном!
— Я узнал об этом только после случившегося, тио. Я изви…
— Ради всего святого, попридержи язык! Если бы не я, Альдо, ты бы уже сидел в камере, и там бы тебе не поздоровилось. А оттуда отправился бы в Лиссабон и на виселицу — вот что тебя ждало! Ты мой должник!
Карлос стучал пальцами по темному деревянному столу и внимательно смотрел на племянника.
— Ты слишком красив. И испорчен. Все матери балуют детей, но моя сестра зашла слишком далеко, пусть Господь упокоит ее душу. А твой никчемный отец…
— Он был хорошим человеком, тио, — Джеральдо сверкнул глазами, но продолжал говорить спокойным голосом: — Ты не можешь его винить.
— Я спрашивал твое мнение? Я буду винить того, кого захочу! Твой отец был тунеядцем и дураком. Как и ты, слишком красивым, чтобы это пошло ему на пользу. Учись на его ошибках, Альдо, — пожилой мужчина отвел взгляд от племянника и стал подергивать усы. — Но я также виню и себя. Я слишком многое тебе позволял. Мне следовало…
