— Фонтен дю Булу? Это что — здание водолечебницы?
— Вот, вот, самый верный способ хорошенько попариться, старина!
— До войны в Булу были клетки с орлами, царственными орлами Пиренеев.
— Они и сейчас там. Ну ладно.
Торрей встает.
— Сидите, сидите. Марина, дай этому господину еще кофе. А может, коньяку? Не хотите? А я вот привык.
Он наливает себе полную рюмку, выпивает, щелкает языком.
— Если бы они не называли это коньяком, это было бы еще лучше. Подождите меня.
Он пожимает Эме руку. У него мускулистая лапа. Улыбка добрая. Он уходит. Проигрыватель играет свинг «Трубадур».
Легкий, крытый брезентом грузовичок «пежо» с эмблемой организации общественных работ на борту едет по дороге в Сербер. Эме Лонги думает, что он должен был бы зайти в «Грот» и предупредить Соланж Понс, но все произошло так быстро! Их пятеро. Одного из них Эме немного знает — это Ом, которого час назад ему представил Торрей. Ом тучный, загорелый, черноволосый. Все у него толстое — полоски бровей, нос, губы, живот. Он весит больше ста кило. В наше время это подвиг! В «Балеарских островах», пока Торрей говорил, он успел рассмотреть Лонги и просто сказал ему:
— Это не совсем то, что регулярная часть.
«Регулярная часть» слилась у него во рту в неразделимое «регулярчасть». Эме сидит рядом с шофером — худощавым человеком с волосами, слипшимися на его индейском затылке. Грузовичок останавливается. Квартал Сент-Годерик безмятежен. Рабочие, которые ездят на работу в город, возвращаются домой на велосипедах. Они ждут под акациями. С ними еще двое, лет по тридцати. У одного из них рыбьи глаза, другой — тонкий, молчаливый блондин. Изящество у него нездешнее. Визг пилы, лай собаки — она лает просто для очистки совести, — шум поезда — типичный каталонский вечер, мягкий, как ямайский перец.
— Вот они, — говорит Ом, глядя в зеркальце заднего вида.
Два человека подъезжают на велосипедах и соскакивают на землю. Задняя стенка грузовичка откидывается. Оба велосипеда вместе с пассажирами исчезают в кузове грузовичка. Грузовичок потихоньку трогается.
— Ну как?
— Лучше некуда.
Тот, кто заговорил, похож на бывшего атлета. Ни грамма жиру, чисто выбритое лицо, тяжелая челюсть, узкие губы, твердый нос, светло-голубые глаза с расширенными зрачками: он — сама решительность.
— Тревоги не было слышно.
— Они заметят только на перекличке.
Ухаб на ухабе. Их так и подбрасывает. Едут быстро, и брезент хлопает от ветра.
— Мне пришлось задушить Posten
